Сочинения в 3 томах. Том 2: Земля Санникова. Рудник "Убогий". Тепловая шахта

— Да, внизу меня охватывает всегда особенное чувство мира и спокойствия. Жизнь земной поверхности с ее мелочной суетой, дрязгами, сплетнями, завистью и злобой остается позади, и там над вами господствуют совсем другие интересы: как вести штрек, где ставить крепь, куда девалась жила, какая проба будет сегодня.

— Наш штейгер действительно влюблен в рудник, — подтвердил Николай Константинович, улыбаясь. — Он проводит в нем больше времени, чем дома, и Анна Поликарповна даже ревнует его и жалуется мне.

Надышавшись свежего воздуха, казавшегося особенно сухим и горячим после сырости и холода подземного мира, посетители оглянулись. Оказалось, что они вылезли из маленькой будочки в промежутке между толстыми столбами; рядом с ней висел большой, грубый ящик с железными скрепами и крючьями, весь вымазанный черной глиной. Ящик почти касался крыши ларя, составлявшего устье того отделения шахты, по которому он двигался вверх и вниз. Толстый стальной канат, на котором висел ящик, был перекинут через блок, тянулся горизонтально к большому барабану, обвивался вокруг него несколько раз и возвращался к шахте, скрываясь в другом отверстии того же ларя. Барабан был надет на вертикальное бревно, а под ним шли в две стороны перекладины, к концам которых впрягалось по две лошади. Бегая по кругу, они вертели барабан и таким образом спускали и поднимали ящик по шахте.

Вокруг шахты, на пологом склоне горы, рос молодой лес из березы, осины и лиственницы, сильно разреженный порубками. В промежутках между деревьями зеленели высокие заросли иван-чая, уже покрытого ярко-розовыми султанами цветов, качавшимися при легких порывах ветра. Ниже шахты склон был изрыт шурфами, канавами, завален старыми отвалами, на которых также уже выросли березы и краснел иван-чай. Этот склон уходил далеко вниз ко дну долины, где серебрилась лента речки и вдали серели разрезы и отвалы какого-то старого прииска. За долиной поднимались одна за другой волнистые гряды гор с зеленеющими лесами. Под лучами яркого летнего солнца все жило и наслаждалось; звонко трещала кобылка в траве; в лесу перекликались птички, а над вершиной рудничной горы кружилась пара черных даурских галок, оглашая воздух своим резким криком.

— Не правда ли, какая красивая местность? — обратилась Марина Львовна к Борку, делая широкий жест рукой.

— Да, места здесь красивые, но очень пустынные, — ответил англичанин, — и долго жить здесь, должно быть, скучно, особенно зимой.

— Нет, зима здесь отличная, — вмешалась Лидия Николаевна. — Масса солнца, на припеке тепло, если нет ветра. Все горы покрыты неглубоким снегом, и оголенный лес стоит как очарованный. Все чисто, бело, и на душе легко и радостно.

— Словом, настоящая Аркадия, — засмеялся Грошев. — Почему же вы хотите продать рудник и расстаться с ней?

— Это не от нас зависит, — заметил Николай Константинович. — Мы бы с удовольствием не продавали дело и остались здесь. Но такова воля хозяина.

— Однако, господа, пора ехать домой, обед простынет, — напомнил Бубнов, обещавший жене привезти гостей к половине второго и взглянувший на часы.

К шахте были поданы те же экипажи, объехавшие кругом горы по рудовозной дороге; они стояли в стороне, и лошади нетерпеливо позвякивали бубенцами и колокольчиками, отмахиваясь от мух и слепней.

— Ах, как жарко! — пожаловалась Марина Львовна, спускаясь под руку с Борком от шахты к экипажам.

— Отчего же вы не снимете эту толстую брезентовую куртку? Позвольте вам помочь, — предложил Борк.

Пузикова расстегнула куртку, на которой чернели, желтели и белели полосы и пятна грязи, набранной при ходьбе по лестницам и штрекам. Борк стянул куртку с плеч молодой женщины. Марина Львовна осталась в блузке, плотно облегавшей ее плечи. Наклонившись к ее уху, англичанин шепнул комплимент по поводу ее красивого бюста.

— Я тронута вашим вниманием! — ответила она, бросая Борку красноречивый взгляд своих лучистых серых глаз.

Англичанин подсадил ее в трехшпанку, стоявшую последней; остальные уже усаживались по своим местам, и экипажи тронулись. Приходилось ехать осторожно, потому что рудовозная дорога вилась, полого поднимаясь, по крутому косогору и была узка и ухабиста. Борк обнял Марину Львовну, она слегка прижалась к нему, и оба смотрели друг на друга влюбленными глазами, боясь нарушить разговором охватившее обоих сладостное настроение. Колокольцы под дугой и бубенцы на хомутах и шлее лошадей нервно звякали, кучер покрикивал «но, но». Прозрачной зеленой стеной стояли деревья по обеим сторонам дороги, и через просветы слева по временам открывался на секунду-другую вид на глубоко лежащую долину и на дальние горы. Легкие тени ложились на обнявшуюся парочку, по временам гибкие ветви берез низко свешивались на дорогу и заставляли седоков наклоняться. Борк пользовался этим, чтобы крепче прижимать к себе гибкий стан Марины Львовны. Она была без корсета, и рука англичанина ощущала теплоту ее тела.