— А я-то думал, Кэролайн сделала аборт, — грубо сказал он. — Мать говорила, что избавилась от ребенка.
Пухлый, с дряблым телом, маленьким ртом и каким-то скорбным выражением в глазах, он ничуть не походил на свою сестру. У него не было ни ее насмешливой легкости, ни грациозности, ни горячечной суетливости, и я сразу же ощутил возникшую между нами неловкость, с каждой минутой все больше и больше ненавидя поручение Джереми.
Я объяснил ему, что разыскиваю Аманду. Поджав губки, он слушал меня с нарастающим беспокойством.
— Старая грымза уже несколько месяцев твердит, что лишит меня наследства, — яростно сказал он. — С тех пор, как здесь побывала. — Он скользнул взглядом по комнате, в которой ничто не напоминало о моей матери.
— Пока я бывал у нее в Нортэмптоншире, все было хорошо. А потом она вдруг заявилась сюда без приглашения. Старая грымза!
— Она больна, — сказал я.
— Ну конечно. — Он резко взмахнул руками. — Я предложил ее навестить. Нет, говорит. Видеть меня не хочет. Старая дура!
Раздался нежный звон — медные часы на каминной полке пробили полчаса. Здесь все было высшего качества и начищено до блеска. И старинные безделушки Джеймса Нора оказались не подделкой, а настоящим антиквариатом.
— Что я, дурак, помогать тебе искать эту девчонку! — заявил он. — Да если ее никто не найдет, рано или поздно вся недвижимость достанется мне, есть завещание или нет. Но ждать мне придется долго. Много лет. И все из-за ее дури!
— Почему? — спокойно спросил я.
— Ноэля Кауарда[4]
же она любила! — обиженно ответил он, всем тоном подчеркивая, что если уж она любила Ноэля Кауарда, то должна была любить и его.— Это еще ни о чем не говорит, — сказал я, поняв наконец, в чем дело.
— Я не хотел, чтобы она ко мне приезжала. Не явись она сюда, не было бы никакого шума. — Он пожал плечами. — Ну что, уходишь? Больше тебе здесь делать нечего.
Он направился к двери, но тут она открылась, и в комнату вошел мужчина в клеенчатом фартуке с деревянной ложкой в руке. Он был гораздо моложе Джеймса и тоже явно гомосек.
— Здравствуй, радость моя! — воскликнул он, увидев меня. — На ужин останешься?
— Он уходит, — оборвал его Джеймс.
Они посторонились, уступая мне дорогу. Выйдя в холл, я спросил человека в фартуке:
— Вы видели миссис Нор, когда она приезжала сюда?
— Ну конечно, радость моя, — горестно начал он, но потом увидел, что Джеймс делает отчаянные знаки и замолчал. Я смущенно улыбнулся, глядя поверх их голов, и пошел к двери.
— Удачи я тебе не желаю, — напутствовал меня Джеймс. — Эта девка Кэролайн плодила детей, как кроликов. Я никогда не любил ее.
— Вы ее помните?
— Она вечно надо мной смеялась и выставляла дураком. Я был рад, когда она уехала.
Я кивнул и открыл дверь.
— Погоди, — вдруг сказал он и подошел ко мне. Я понял, что у него созрела какая-то идея.
— Мать, конечно, тебе ничего не оставит, — начал он.
— Почему же? — спросил я.
Он нахмурился.
— Ужас, что было, когда Кэролайн забеременела. Кошмар один. А крику-то… Я помню это… хоть и не знаю, в чем там дело было — мне не объясняли. Я только знаю одно: все изменилось из-за тебя. Кэролайн ушла, а мать превратилась в мерзкую старую грымзу. Что мне только довелось пережить, пока я жил с ней! Она ненавидела тебя… Ей даже мысль о тебе внушала отвращение. Знаешь, как она тебя называла? «Омерзительный зародыш Кэролайн», вот как! Омерзительный зародыш Кэролайн.
Он выжидательно уставился на меня, но, по правде сказать, я ничего не испытал. Ненависть старухи была мне безразлична.
— Я поделюсь с тобой, — сказал он, — если ты сможешь доказать, что Аманда умерла.
В субботу утром мне позвонил Джереми Фоук.
— Будешь завтра дома? — спросил он.
— Да, но…
— Хорошо. Я к тебе заскочу. — Прежде чем я успел возразить, он повесил трубку. Что ж, хорошо, что теперь он хоть предупреждает меня о своем визите: все-таки достижение.
В субботу на почте я столкнулся с Бартом Андерфилдом. Я решил обойтись без обычного вялого приветствия и сразу взял быка за рога.
— А где сейчас Элджин Яксли, Барт?
— В Гонконге, — ответил он. — А что?
— В отпуске? — продолжал я.
— Да нет, конечно. Он там живет.
— А сейчас он приехал, да?
— Нет, не приехал. Он бы мне сообщил.
— Но он ведь должен быть здесь, — настаивал я.
— Почему это должен? — раздраженно сказал Барт.
— Нет его. Он на конном заводе работает — там особо не разъездишься. Время прижимает. А тебе-то что до этого?
— Мне просто показалось… что я его видел.
— Когда? Быть не может.
— М-м… на прошлой неделе. Точнее, восемь дней назад.
— Ошибочка вышла, — торжествующе сказал Барт.
— В тот день Джорджа Миллейса хоронили, и Элджин мне телеграмму прислал… — Он вдруг осекся, глаза забегали, но он продолжал… — из Гонконга прислал.
— Выражал соболезнования?
— Джордж Миллейс, — ядовито сказал Барт, — был дерьмом.
— А ты что же, сам, значит, на похороны не пошел?
— Сдурел, что ли! Да я бы плюнул на гроб.
— Поймал он тебя в объектив, а, Барт?
Андерфилд сузил глаза и не ответил.
— Ну ладно, — сказал я, пожав плечами, — наверно, теперь, когда Джордж умер, многим полегчало.
— Да уж свечки ставят во славу господа, будь уверен.