Сочинения в четырех томах. Том 1

— Эти обрезки Джордж очень аккуратно хранил в своей коробке, — сказал я. — Секрет двух пленок я разгадал. А что, если и остальные тоже зашифрованы?

— И все они… стали основой для шантажа?

— Кто его знает.

— Кто знает… а ты, значит, хочешь это выяснить?

Я медленно кивнул.

— Дело не только в шантаже, сколько в этих фотозагадках. Я хочу разгадать секреты Джорджа, просто посмотреть, смогу ли. В общем, ты прав: мне это нравится.

Поежившись, словно от холода, Джереми уставился в пол. И вдруг сказал:

— По-моему, все это нужно уничтожить.

— Не думаю.

— Но как же! Ты сам сказал… динамит.

— Значит, так… Кто-то ограбил и поджег дом Джорджа Миллейса. Когда я нашел первую фотографию, то решил, что это дело рук Элджина Яксли, но он тогда был в Гонконге. Значит, Яксли отпадает… Можно допустить, что это сделали любовники… но, возможно, они тут ни при чем.

Джереми встал и угловатыми, неловкими рывками заходил по комнате.

— Мне это не нравится, — заявил он. — Это опасно.

— Для меня?

— Конечно, для тебя.

— Никто об этом не знает, — возразил я. — Только ты.

Джереми взволнованно забегал по комнате, дергая локтями, будто изображал полет птицы.

— Я думаю… — сказал он. — М-да… А не было ли каких-нибудь сомнений относительно смерти Джорджа Миллейса?

— Господи, — выдохнул я так, словно Джереми саданул меня под дых. — Не думаю.

— А что с ним случилось?

— Он возвращался домой из Донкастера, заснул за рулем, и машина врезалась в дерево.

— И все? Ты уверен?

— М-м, — задумался я. — Его сын сказал, что по пути отец заезжал к приятелю, и они пропустили по рюмочке. Потом поехал домой и по дороге врезался в дерево.

Джереми подергался еще немного и сказал:

— А откуда известно, что он заезжал к приятелю? И что он заснул за рулем?

— Вот вопросы, достойные юриста, — заметил я. — Я не знаю ответа на первый вопрос, равно как и на второй. Впрочем, никто этого не знает. Просто все так предполагали. Ночь, долгая дорога — человек устал и заснул. Что тут странного. Просто трагическая случайность.

— Вскрытие делали? — спросил он.

— Не знаю. А в таких случаях делают?

Он пожал плечами.

— Иногда. Могли проверить кровь на алкоголь, а если тело несильно повреждено, установить, не было ли у него сердечного приступа или апоплексического удара. Если никаких подозрительных обстоятельств нет, то все.

— Если бы задавали какие-то странные вопросы, мне бы его сын сказал об этом. Да что там мне — всему ипподрому бы рассказал.

— Странно, что ограбления не вызвали подозрений у полиции, — нахмурившись, сказал Джереми.

— Видишь ли, первое серьезное ограбление произошло во время похорон, — устало сказал я.

— Его кремировали?

— Да, — кивнул я и задумался. — Полицейские могли заподозрить… понимаешь, они все время донимали Мари Миллейс расспросами, не было ли у Джорджа фотографий, представляющих для кого-нибудь опасность. Но то, что они действительно существуют, в полиции не знают.

— А мы знаем.

— Совершенно верно.

— Брось это, — вдруг сказал Джереми. — Сожги фотографии и лучше ищи Аманду.

— Что я слышу! Ты, юрист, предлагаешь мне избавиться от улик!

— Ничего тут смешного нет, — оборвал он меня. — Вспомни Джорджа Миллейса: ты тоже можешь врезаться в дерево.

В шесть Джереми уехал, а я отправился на военный совет к Гарольду. На этой неделе мне предстояло участвовать в шести заездах, плюс — пять дополнительных скачек в Виндзоре. В общем, дел — по горло.

— Гляди не сверзись с этих виндзорских гиен, — предостерег меня Гарольд. — И на кой они тебе сдались. Знаешь ведь, что все мои лошади в твоем распоряжении.

— Деньги нужны, — лаконично пояснил я.

— Хм!

Гарольд не любил, когда я выступал за другие конюшни, но сделать ничего не мог: я был вольнонаемным жокеем. Особенно его раздражало, что на стороне я выиграл несколько представительных скачек, и когда потом его донимали расспросами, он заявил, что я выступал на лошадях второго состава, а с ними каких только неожиданностей не бывает.

— В следующую субботу в Аскоте скачешь на лошадях Виктора, — сказал он. — На Панцире и… Рассвете.

Я искоса взглянул на него, но он отвел глаза.

— Ясно, в Сандауне он мог выступить получше, — продолжал Гарольд. — Силенок у него пока хватает.

— В Аскоте соперники будут куда серьезней. Ему трудней придется.

Он кивнул и, помолчав, осторожно сказал:

— Панцирь может стать фаворитом. Смотря, как у него эти четыре дня пройдут, как отдыхать будет… Подождем до пятницы, а там посмотрим…

Воцарилось молчание.

— Что посмотрим? — наконец выдавил я. — Выигрывать или проигрывать?

— Филип…

— Проигрывать я не буду, — отрезал я.

— Но…

— Послушай, Гарольд, — перебил его я. — Если ты мне друг, скажешь в субботу рано утром, как решил. Поставишь на проигрыш — я скакать не смогу, заболею. Острая боль в желудке, колики, понос. Ну… сам понимаешь.

— А как же Рассвет?

— На прошлой неделе я выиграл четыре раза, — процедил я, закипая. — Мало тебе этого?

— Но Виктор…