Сочинения в четырех томах. Том 1

Но когда подошел поезд и Клэр взошла на ступеньки, меня пронзило острое чувство утраты. Она задержалась в дверях, и мы наспех обменялись братскими поцелуями. С того вечера в понедельник, когда мы целовались у дверей ее дома, я не продвинулся ни на шаг. «До скорой встречи», — сказала она, и я подтвердил — до скорой. «Кстати, о контрактах, — сказала она, — нужно многое обсудить».

— Приезжай в воскресенье, — сказал я.

— Я позвоню. Счастливо.

Нетерпеливый поезд тронулся, быстро набирая скорость, а я поехал в свой пустой дом, впервые в жизни чувствуя, как мне одиноко.

Скачки в Ньюбери, пятница, конец ноября. На крытой веранде у весовой стоял лорд Уайт и серьезно беседовал с двумя распорядителями. Он был привычно подтянут, мягкая фетровая шляпа почти скрывала белоснежные волосы. Темно-серый костюм, глухое темно-коричневое пальто — воплощение хорошего тона, добропорядочности и благоразумия. Трудно представить себе, что такой человек совсем недавно сходил с ума от любви. Невозможно, если не видел собственными глазами.

Чтобы подойти к двери в весовую, я должен был пройти мимо него. Лорд Уайт спокойно продолжал беседовать с распорядителями и лишь мельком взглянул в мою сторону, тем самым показав, что заметил меня.

Что ж, если он не желает со мной разговаривать, я не в обиде. В конце концов, мне же лучше.

В весовой я нашел Гарольда, который с воодушевлением рассказывал приятелю, где можно разжиться дешевыми автопокрышками. Увидев меня, он без передышки затараторил, чтобы я пошевеливался, — он ждет, когда я взвешусь и верну ему седло. Когда я вернулся в жокейском костюме, Гарольд все еще втолковывал приятелю что-то о бамперах и опорных подшипниках. Воспользовавшись моим появлением, тот поспешил улизнуть, а Гарольд взял у меня седло и костюм для взвешивания и с непередаваемым злорадством спросил:

— Слыхал? Чингисхан получил под зад коленом.

Я опешил.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Старина Ланки, — он кивнул на удаляющегося приятеля, — рассказал мне об этом как раз перед твоим приходом. Сегодня утром в Лондоне состоялось экстренное совещание «Жокей-клуба» — Ланки на нем присутствовал. Лорд Уайт попросил повременить с комиссией под руководством ден Релгана, а поскольку он сам в свое время и предложил ее созвать, все согласились.

— Это уже кое-что.

— Кое-что? — Гарольд начал заводиться. — И это все, что ты можешь сказать? Да Англия не знала подобной победы с тех пор, как адмирал Нельсон выиграл битву при Трафальгаре!

Он повернулся ко мне спиной и зашагал прочь с седлом под мышкой, что-то бормоча себе под нос и укоризненно качая головой. Знал бы он, какую тяжесть снял с моей души. Главная цель моего визита к лорду Уайту была достигнута, и я с облегчением подумал, что он пережил этот удар быстрее, чем я ожидал. Слава богу, я не сломал жизнь человека, который мне, сам не знаю почему, очень нравился.

Потом я скакал на новичке и пришел вторым, страшно обрадовав владельца, а Гарольда — не слишком. Следующий заезд мы проделали вместе с нервной, впечатлительной кобылой, которой были совсем не по душе скачки с препятствиями. С ней еще работать и работать. Хорошо, что мне вообще удалось привести ее к финишу, — о лучшем не приходилось и мечтать. Гарольд приветствовал нас, неопределенно похмыкивая. Мы финишировали четвертыми, так что я имел все основания принять его хмыканье за знак одобрения — впрочем, не уверен.

Я уже переодевался в цивильное, когда в просторную жокейскую вошел один из судей и, стараясь перекричать шумную разноголосицу, позвал меня к выходу.

Застегнув последнюю пуговицу, я вышел в весовую и увидел, что меня ждет лорд Уайт.

— Я хочу поговорить с вами, Нор, — сказал он. — Пройдемте, пожалуйста, сюда, в комнату распорядителей… и закройте за собой дверь.

Я последовал за ним в комнату при весовой, которую распорядители использовали для экстренных проверок, и, как он просил, прикрыл за собой дверь.

Вокруг большого круглого стола были расставлены стулья. За одним из них, крепко вцепившись в спинку, стоял лорд Уайт.

— Я сожалею, что несправедливо обвинил вас тогда, в среду, — сухо сказал он.

— Ничего страшного, сэр.

— Я был не в себе… но все равно, это недозволенный прием.

— Я понимаю, сэр.

— Что вы понимаете?

— Если кто-то делает тебе больно, в ответ хочется сделать еще больней.

— Недурно, — лицо лорда Уайта скривилось в улыбке.

— Это все, что вы хотели мне сказать, сэр?

— Не совсем… Вы, наверное, уже слышали, что созыв комиссии откладывается?

Я кивнул. Он вздохнул с облегчением.

— Я хочу попросить ден Релгана добровольно выйти из клуба. А чтобы он не сомневался, хочу показать ему фотографии, которые он, без сомнения, уже видел. Считаю, что не могу этого сделать без вашего разрешения. Вы не возражаете?

«Разговоры в пользу бедных», — подумал я, но вслух сказал:

— Не возражаю. Вы вольны делать с фотографиями все, что пожелаете.

— У вас нет… других отпечатков?

— Нет, — ответил я и не солгал.

Правда, у меня сохранились негативы, но я не счел нужным признаваться. Он бы попросил меня их уничтожить, а мне шестое чувство подсказывало сохранить их для себя.