«Мы вынуждены прервать наш визит не только из-за родственников, – сказала мне вдовствующая г-жа де Камбремер, которой, вероятно, куда больше, чем ее невестке, приелось удовольствие говорить „Шнувиль“. – Вот этот господин, – продолжала она, кивнув на адвоката, – не желая утомлять вас чрезмерным наплывом гостей, не посмел привести с собой жену и сына. Они гуляют по пляжу, поджидают нас и уже, должно быть, начинают скучать». Я попросил, чтобы мне их показали, и поспешил за ними. У жены лицо было круглое, как некоторые цветы из семейства лютиковых, а в уголке глаза довольно большое пятно, какие иногда высыпают на пораженных листьях. А поскольку поколения людей хранят одни и те же характерные черты, подобно семействам растений, то под глазом у сына вздувалось точно такое же пятно, как на поблекшей физиономии матери, указывавшее на его принадлежность к той же разновидности. Адвокат был тронут моей предупредительностью по отношению к его жене и сыну. Он проявил интерес к моему пребыванию в Бальбеке. «Вы, наверно, чувствуете себя немного неуютно, потому что здесь все больше иностранцы». И, произнося эту фразу, он смотрел на меня, потому что не любил иностранцев, хотя многие из них были его клиентами, и ему хотелось убедиться, что его ксенофобия меня не отталкивает; в этом случае он бы пошел на попятный и добавил бы: «разумеется, госпожа Икс – прелестная женщина. Тут дело в принципах». Я в те времена не имел своего мнения об иностранцах и не проявил неодобрения, так что он почувствовал под ногами твердую почву. Дошло до того, что он пригласил меня как-нибудь заглянуть к нему в Париже, чтобы посмотреть его коллекцию Ле Сиданера, и захватить с собой Камбремеров, с которыми, по его впечатлению, меня связывала тесная дружба. «Я приглашу вас вместе с Сиданером, – сказал он мне, убежденный, что отныне я буду жить в ожидании этого благословенного дня. – Вот увидите, что это за человек. А его картины вас очаруют. Конечно, я не могу соперничать с великими коллекционерами, но полагаю, что собрал больше его любимых полотен, чем другие. После Бальбека вам будет еще интереснее, потому что это морские пейзажи, во всяком случае большей частью». Жена и сын, с их растительной внешностью, благоговейно слушали. Ясно было, что их парижский особняк – своего рода храм Ле Сиданера. Подобные храмы небесполезны. Когда божество сомневается в себе, оно запросто затыкает щелочки в своем самоуважении неопровержимыми свидетельствами поклонников, посвятивших его творчеству всю жизнь.