Содом и Гоморра

Теперь г-жа Котар спала глубоким сном. «Эй, Леонтина, ты что, дрыхнешь?» – прикрикнул на нее профессор. «Я слушаю мою милую госпожу Сванн», – чуть слышно отозвалась г-жа Котар, вновь впадая в летаргию. «С ума можно сойти! – воскликнул Котар. – А потом она будет утверждать, что не спала. Прямо как пациенты, которые на приеме у врача уверяют, что никогда не спят». – «Наверно, им так кажется», – со смехом отозвался г-н де Камбремер. Однако доктор был не только насмешник, но и спорщик, а главное, не терпел, чтобы профаны разговаривали с ним о медицине. «Людям не кажется, будто они не спят», – непререкаемым тоном изрек он. «Вот как», – с почтительным поклонам отвечал маркиз; в прежние времена так бы ответил и сам Котар. «Сразу видно, – продолжал Котар, – что вам не доводилось, как мне, давать пациенту вплоть до двух граммов трионала, не достигая эффекта засыпания». – «Ваша правда, ваша правда, – отозвался маркиз с апломбом, – я никогда не принимал ни трионала, ни других подобных лекарств, которые быстро перестают помогать и только портят желудок. Когда поохотишься, как я, всю ночь в лесу Шантепи, уверяю вас, что заснешь и без трионала». – «Так говорят невежды, – отвечал профессор. – Трионал подчас значительно поднимает тонус нервной системы. Вот вы говорите о трионале, а понимаете ли, что это такое?» – «Ну… я слыхал, что это лекарство помогает уснуть». – «Вы не ответили на мой вопрос, – наставительно возразил профессор, трижды в неделю проводивший „опросы“ на факультете. – Я вас спрашиваю не о том, помогает он уснуть или нет, а том, что он такое. Можете вы мне сказать, сколько в нем частей амила и этила?» – «Нет, – смутившись, признался г-н де Камбремер. – Я предпочитаю бокал хорошего коньяка или даже триста сорок пятого портвейна» – «…которые в десять раз вреднее», – перебил профессор. «Что до трионала, – отважно продолжал г-н де Камбремер, – во всем этом разбирается моя жена, поговорите лучше с ней». – «Наверняка она знает не больше вашего. Как бы то ни было, если ваша жена принимает трионал, чтобы уснуть, то моей, как видите, он не нужен. Ну же, Леонтина, пошевелись, у тебя все тело занемеет, вот я же не сплю после обеда! Что с тобой будет в шестьдесят, если ты уже сейчас засыпаешь, как старушка? Ты растолстеешь, у тебя нарушится кровообращение… Она меня даже не слышит». – «Привычка вздремнуть после обеда вредит здоровью, не правда ли, доктор? – сказал г-н де Камбремер, желая оправдаться перед Котаром. – После плотной еды нужны физические упражнения». – «Выдумки! – возразил доктор. – Когда проанализировали равное количество еды из желудка собаки, которая лежала спокойно, и собаки, которая бегала, оказалось, что у первой собаки процесс пищеварения развивался быстрее». – «Значит, сон мешает пищеварению?» – «Смотря какое пищеварение имеется в виду – пищеводное, желудочное или кишечное, хотя объяснять вам бессмысленно, вы все равно не поймете, потому что не изучали медицину. Ну-ка, Леонтина, вперед… шагом марш, пора домой». Это была неправда, доктор собирался дальше играть в карты, но он надеялся более действенными средствами прервать сон бессловесной жены, от которой самыми изощренными увещеваниями никак не мог добиться ответа. По-видимому, воля к сопротивлению сохранялась у г-жи Котар даже во сне, или дело было в том, что голова ее, не находя себе опоры в кресле, механически моталась в пустоте то слева направо, то взад и вперед, как безжизненный предмет, так или иначе с этой болтающейся головой г-жа Котар, казалось, не то слушала музыку, не то пребывала в последней стадии агонии. Но там, где оказались бессильны все более пылкие увещевания ее мужа, положение спасла ее глупость: «Ванна вполне горячая, – пробормотала она, – но перья словаря… – Тут она вскрикнула и встрепенулась. – О господи, какая я дурочка! Что я говорю? Я думала о моей шляпке и, кажется, сказала глупость, еще немного – и я бы задремала, а все этот огонь в камине, будь он неладен». Все засмеялись, потому что никакого огня не было.