Я говорил про два времени, но, может быть, оно одно, и дело не в том, что время проснувшегося человека годится и для спящего, но, может быть, в том, что другая жизнь, та, в которой мы спим, или ее глубинная часть, не подвластна категории времени. Я представлял это себе, когда на утро после обедов в Распельере засыпал таким глубоким сном. И вот почему. Проснувшись, я приходил в отчаяние, видя, что лакей не пришел, хотя я уже звонил раз десять. Он появлялся после одиннадцатого звонка. Десять предыдущих оказывались только возникавшими, пока я еще спал, эскизами желанного звонка сонетки. Просто-напросто мои занемевшие во сне руки оставались в бездействии. И в такие утра (почему я и говорю, что сну, вероятно, неведом закон времени) мои усилия проснуться состояли главным образом в том, что я силился вставить темную непонятную глыбу сна, в котором недавно пребывал, в рамки времени. Это нелегкая задача; сон, которому неведомо, два часа мы проспали или два дня, не предлагает нам никаких точек отсчета. И если мы не найдем их снаружи, то нам не удастся вернуться вовремя, и мы заснем на пять минут, которые покажутся нам тремя часами.
Я всегда говорил (и по моему опыту, так оно и есть), что самое сильное снотворное – это сон. После того как поспишь глубоким сном два часа, повоюешь с множеством великанов, навеки подружишься с массой людей, гораздо труднее проснуться, чем после нескольких граммов веронала. А рассуждая об этом с разными собеседниками, я с удивлением услышал от норвежского философа, который узнал от г-на Бутру, «своего выдающегося коллеги, простите, от своего собрата», что г-н Бутру думает о своеобразных изменениях памяти из-за приема снотворных. «Разумеется, – сказал будто бы г-н Бергсон г-ну Бутру, по словам норвежского философа, – когда снотворные принимают время от времени, в умеренных дозах, они не влияют на память о повседневной жизни, ведь наша память укоренена в нас прочно и глубоко. Но есть другие виды памяти, более поверхностные и менее стабильные. Один мой коллега читает курс древней истории. Он сказал мне, что если накануне принял таблетку снотворного, то на лекции ему трудно бывает вспомнить нужную цитату на древнегреческом. Доктор, прописавший ему эти таблетки, уверял, что они не воздействуют на память. „Возможно, вы считаете так потому, что вам не нужно приводить цитаты на древнегреческом“, – гордо ответил ему историк не без насмешки в голосе».