И она ведет Веру к автоматам, которые стоят в вестибюле. Кругом снуют люди: свидетели ждут минуты своей славы, адвокаты разговаривают по мобильным телефонам, рабочие укладывают на пол резиновые коврики. Кензи бросает в прорезь семьдесят пять центов и разрешает Вере нажать на кнопку.
– Ммм… Хорошо! – говорит девочка, сделав глоток из банки.
Чтобы размять ноги после долгого сидения, она начинает кружиться, но, бросив взгляд на стеклянную дверь, резко останавливается: на ступенях и на засыпанном снегом газоне собралась огромная толпа. Кто-то держит плакаты с Вериным изображением, кто-то помахивает четками. Как только люди замечают Веру, поднимается мощная волна шума. До сих пор девочка не видела всего этого: Кензи провела ее в здание через заднюю дверь.
– Подержите, пожалуйста, мою колу.
– Вера, не надо!.. – кричит Кензи ей вслед, но поздно: Вера уже стоит на ступенях.
Приветственные крики и молитвенные возгласы становятся еще громче, когда девочка воздевает ладони. Кензи, оцепенев, не двигается с места.
– Привет! – Вера машет рукой и с улыбкой, как королева, принимает положенные ей почести.
– Я лечу Мэрайю Уайт семь лет, с тех пор как она покинула Гринхейвен, – говорит доктор Йохансен.
– Как вы относитесь к ее госпитализации?
– Отрицательно. Существуют другие способы лечения депрессии, которые были бы не менее эффективны.
– Могла ли Мэрайя Уайт избежать попадания в больницу?
– Нет. Ее муж считал, что это необходимо. Мать на тот момент жила в Аризоне и не знала о происходящем. А сама Мэрайя, находясь под действием препаратов, была слишком отстранена от реальности, чтобы за себя постоять.
– В каком душевном состоянии вы увидели ее после выписки?
Доктор Йохансен хмурится:
– Она была очень эмоционально уязвима, но не потеряла способности осваивать навыки стрессоустойчивости. Ну и беременность, конечно же, внушала ей тревогу.
– Демонстрировала ли она тогда признаки психоза?
– Нет.
– Случались ли у нее галлюцинации?
– Нет. Даже в больнице ничего подобного у нее не было. Она лечилась только от депрессии.
– Доктор Йохансен, как вы оцениваете нынешнее состояние Мэрайи?
Психиатр смотрит на свою пациентку, словно бы читая ее мысли.
– На мой взгляд, она становится все более и более устойчивой. Об этом свидетельствует хотя бы то, что сейчас она не побоялась нарушения врачебной тайны и пригласила меня в суд, чтобы сохранить опеку над дочерью. А в августе повторился эпизод, который несколько лет назад толкнул ее на самоубийство. Однако на этот раз реакция Мэрайи оказалась гораздо более здоровой. Она взяла себя в руки и продолжила жить, заботясь о дочери.
– Доктор, считаете ли вы, что эта женщина могла навредить здоровью своего ребенка?
– Нет.
– За прошедшие семь лет вы замечали хотя бы малейшие признаки того, что у нее есть такие наклонности? Что-нибудь наталкивало вас на такие мысли?
– Нет, совершенно ничего.
– Мэрайя говорила с вами о тех обстоятельствах, которые сейчас осложняют жизнь Веры?
– Вы имеете в виду видения и внимание прессы? Да, говорила.
– Мэрайя действительно считает дочь визионеркой?
Доктор Йохансен так долго не отвечает, что Джоан уже собирается повторить вопрос. Наконец он произносит:
– Мэрайя считает, что ее дочь говорит правду. Какой бы эта правда ни была.
– Какие меры необходимо принять, чтобы человека поместили в психиатрическую больницу? – начинает Мец.
– Это делается через суд, – объясняет Йохансен. – Психиатр оценивает состояние больного, а судья знакомится с результатами освидетельствования.
– То есть в принятии решения участвуют несколько человек?
– Да.
– Эта система работает хорошо?
– В большинстве случаев. К ней приходится прибегать, когда человек не может сам оценить свое состояние. – Доктор Йохансен в упор смотрит на Меца. – Однако в случае Мэрайи Уайт была допущена ошибка. Ее психику угнетали, ее подвергали избыточному медикаментозному лечению, ее волю игнорировали.
– Если бы судья решил, что миссис Уайт не нуждается в госпитализации, соответствующее постановление было бы подписано?
– Нет.
– Оно было бы подписано, если бы психиатр решил, что миссис Уайт не нуждается в госпитализации?
– Нет.
– А если бы так решил Колин Уайт – самый близкий ей человек?
– Нет.
– Понимаю. То есть вы утверждаете, что трое здравомыслящих людей: психиатр, судья и муж – должны были пренебречь собственными суждениями и прислушаться к мнению женщины, которая за неделю до того перерезала себе вены?
– Речь не о…
– Да или нет, доктор?
– Да, – уверенно кивает психиатр. – Именно это я и утверждаю.
– Двигаемся дальше. Какой препарат вы прописали Мэрайе после выписки из Гринхейвена?
Доктор смотрит в свои записи:
– Прозак.
– Она принимала его постоянно?
– Некоторое время. Через год я отменил назначение, и все было прекрасно.
– Вы считали свою пациентку эмоционально устойчивой?
– Вполне, – отвечает Йохансен.
– А не просила ли Мэрайя Уайт, чтобы вы назначили ей этот препарат повторно?
– Просила.
– Когда?
– Три месяца назад, – говорит психиатр. – В августе.
– То есть после того, как ушел ее муж? Значит, доктор, вопреки вашему мнению, она оказалась не такой уж устойчивой?