Сохраняя веру

– Правда ли, что вы двенадцать лет проучились в католической школе?

– Да.

– И были воспитаны в духе истового католицизма?

– Да.

– Правда ли, доктор, что на симпозиуме вы сказали, будто однажды сами видели Бога, когда молились?

Доктор Келлер опускает взгляд:

– Тогда я была всего лишь ребенком… но запомнила это на всю жизнь.

– Так, возможно, эти ваши воспоминания предрасположили вас к тому, чтобы поверить в истинность видений Веры?

Психиатр поднимает глаза и смотрит с холодным профессиональным спокойствием:

– Независимо от моего личного опыта, мистер Мец, я провела ряд клинических исследований…

– Да или нет, доктор Келлер?

– Нет! – резко говорит она.

Мец закатывает глаза:

– Да бросьте, доктор! Разве вы не верующая?

– Верующая.

– Разве вы не посещаете церковь каждую неделю?

– Посещаю.

– И вы заключаете, что девочка действительно видит Бога. А если бы на вашем месте оказался… ну, к примеру, атеист? – Мец поворачивается к зрителям и отыскивает взглядом Иэна Флетчера. – Может быть, он пришел бы к иному выводу?

– Если бы я была атеисткой, – отвечает доктор Келлер, – то все равно осталась бы психиатром. И все равно заключила бы, что у этого ребенка нет никакого психического заболевания.

Мец сердито щурится. Все идет не так, как он планировал. Эта дамочка должна была «сдуться» еще пять вопросов назад.

– Доктор Келлер, насколько мне известно, вы рассказали о случае Веры Уайт на психиатрическом симпозиуме?

– Да.

Мец продолжает наступать:

– Не затем ли вы это сделали, доктор, чтобы привлечь к себе внимание?

– Такое внимание не сулило мне никакой выгоды. Наоборот, я рисковала собственной репутацией. – Она грустно улыбается. – Далеко не каждый психиатр захочет официально заявить, что его пациент видит Бога.

– И все же, – повторяет Мец, – вы привлекли к себе внимание, разгласив конфиденциальную информацию о своей клиентке. Этично ли это?

Доктор Келлер в очередной раз удивляет его: открывает тетрадь, лежащую у нее на коленях, и достает оттуда какую-то бумагу.

– Вот подписанный Мэрайей Уайт документ, согласно которому я имею право представить на симпозиуме медицинский случай ее дочери, не называя имени и фамилии.

– Прекрасно! – восклицает Мец. – Значит, мы имеем письменное подтверждение того, что Мэрайя Уайт сутенерски использовала собственного ребенка для привлечения аудитории.

– Мы с миссис Уайт все подробно обсудили, – отвечает доктор Келлер. – Я надеялась, что кто-нибудь из специалистов, имеющих больший опыт, чем я, поможет нам проследить корни Вериных видений. Одна голова, знаете ли, хорошо, а двадцать лучше. Нам нужна была вовсе не аудитория, мистер Мец. Мы искали средство решения проблемы.

– Вы беседовали с миссис Уайт как психотерапевт?

– Нет, в этом качестве я работала только с ее дочерью.

– Можете ли вы с полной уверенностью сказать, что в глубине своей нездоровой души эта женщина не хотела с вашей помощью выставить ребенка на всеобщее обозрение?

Доктор Келлер смотрит сначала на Мэрайю, потом на Веру, сидящую через несколько рядов.

– Нет, – говорит психиатр, и это слово мягко падает в протянутую ладонь Меца.

– Ее доставили в отделение экстренной помощи с кровоточащими ранами на обеих руках, – отвечает доктор Блумберг на вопрос Джоан. – Обычные процедуры не помогли остановить кровь, и тогда вызвали меня.

– Что вы предприняли?

Доктор откидывается на спинку стула:

– Сделал рентген кистей рук.

– Каков был результат?

– Я не обнаружил никаких признаков травмы: ни разрыва тканей, ни повреждения костей. Сквозные отверстия постоянно медленно кровоточили, но совершенно не были похожи на проколы.

– Сталкивались ли вы с чем-нибудь подобным прежде?

– Никогда. Я был в полном замешательстве. Я консультировался с коллегами: педиатрами, ортопедами, хирургами… Одну за другой мы отмели все возможные медицинские причины кровотечения. В итоге я просто оказал девочке необходимую помощь и отправил ее домой, а сам стал изучать медицинские журналы.

– И что же в них говорилось?

– Что, как многим известно, подобные случаи неоднократно наблюдались в прошлом. В далеком прошлом. Я и сам был склонен относиться к таким утверждениям с осторожностью, но, по всей видимости, у католических святых действительно были стигматы – кровоточащие раны на ладонях, ступнях и/или боках. Медицински необъяснимые, но удостоверенные.

– Когда был зафиксирован последний случай? – спрашивает Джоан.

– Протестую! Этот вопрос вне компетенции доктора Блумберга.

– Протест отклоняется, – говорит судья. – Так когда же, доктор?

– Был некий падре Пио, умерший в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году. Но самый известный стигматик – это, пожалуй, Франциск Ассизский. Он жил в конце двенадцатого – начале тринадцатого века. Пишут, что стигматы – вполне реальные и очень болезненные раны.

– Каковы основные признаки стигматов?

– Их невозможно вылечить обычными средствами, используемыми для остановки кровотечения и повышения свертываемости. Кровь может сочиться несколько месяцев или даже несколько лет подряд, но нагноения, как при обыкновенных долго не заживающих ранах, не происходит.

– У Веры вы наблюдали такую картину?