Сокол

Сетнахт во дворце! Фараон и его супруга — подменены. Собственно, подменены еще раньше, но… но кто сейчас ими управляет? Кто дергает за нитки и с какой целью? Чати Небхеперсенеб? Или те, кто стоит за ним? И где царица-мать Ах-хатпи? Где жрец Усермаатрамериамон, где военачальники, где… Где все, кто хорошо знал Макса и Тейю? Наверное, остались слуги, рабыни, однако вряд ли они заподозрят подмену — наверняка и в голову не придет. А всякие там массажисты, цирюльники и прочие, имевшие по должности своей доступ к царственным телам, наверняка уже давно изгнаны из дворца… или — убиты.

Господи, да что там до слуг?! Мать! Друзья! Что с ними? Где теперь их искать? Кто знает… Сетнахт — наверняка! Гад ползучий! Так вот что означала та странная фраза, сказанная им еще в Париже — «царь без царства»! Выходит, жрец и тогда уже знал. Быстро сработали, ничего не скажешь. И это означало, что где-то в самых высших дворцовых кругах есть предатель, и очень может быть, не один. Ах-маси, как и его брат, и отец, приближал к себе провинциальную знать — того же тезку из Анхаба, да и вообще людей незнатных — Каликху, например, чем сильно обидел знать столичную, считавшую себя солью земли. Они-то, верно, и организовали заговор, воспользовавшись удачно сложившимся моментом. На троне — марионетки, посаженные туда тайным распоряжением самого фараона! Кто знал об этом? Только самые верные люди: царица-мать Ах-хатпи, верховный жрец Усермаатрамериамон, тезка Ах-маси. И что же, кто-то из них предал? Нет, ну, разумеется, кроме матери. Усермаатрамериамон? А зачем ему? Он много потеряет при победе хека хасут, да что там много — все. Тогда что же — Ах-маси? Старинный дружок… Да разве можно в это поверить?

— Ищешь предателя, милый? — Тейя склонила голову на плечо супругу. — И, небось, из числа самых близких людей?

— Так и есть, — скорбно кивнул Максим.

Они вдвоем сидели под старой смоковницей у пристани, неподалеку от своего бывшего конспиративного жилища — «Дома повешенного», и, обменяв оставшийся браслет на жареную рыбу и пиво, неспешно ели.

— Я вот что хочу сказать. — Поставив кувшин в траву, юная женщина пригладила растрепанные порывом дующего с реки ветра волосы. — Говоря «люди», мы обычно подразумеваем тех, кто имеет в этом мире какой-то вес. Жрецы, правители, военачальники, вельможи… А ведь еще много всякого другого народа, мелких, ничего не значащих людишек, которых мы и не замечаем, но они есть. Без них не обойтись, они все видят, все примечают и — если им нужно — действуют. Вот и в нашем случае: ты пытаешь себя, кто из троих предатель, может быть подозревая даже собственную мать. А ведь тех, кто знал о двойниках, вовсе не трое, а много, много больше! Парикмахеры, слуги, гребцы, рабыни, да мало ли кто еще? Сетнахт вполне мог узнать о подмене от них! Мы-то ведь не считали их за людей… вот и просчитались!

Макс покачал головой и погладил жену по плечу:

— Ты у меня такая умная… что иногда мне даже делается страшно!

— Да уж, не дура, — хохотнула царевна. — Что ты так напрягся? Увидел кого-то знакомого?

— Да, увидел, — молодой человек кивнул, пристально всматриваясь в толпу школяров с плетеными коробами-корзинками. — Вон и наш старый дружок Хори. А с ним и толстяк Шеду! Спрячемся поскорей за смоковницей!

— Зачем? — Тейя хлопнула ресницами. — Нам же, в конце концов, надо сейчас где-то пожить, что-то узнать. Вот и хорошо, что нам попались сейчас эти мальчишки. Давай-ка позови их, о муж мой!

Вскочив на ноги, юный фараон махнул рукой и призывно закричал:

— Эй, Шеду, Хори!

— Джедеф! Лекарь! — тут же подбежали с улыбкой парни. — Давненько мы тебя не видали!

— Ходил на поклонение в Иуну, — солидно усмехнулся Макс.

— О! Вот оно как! Воистину, это славное событие. А дом твой, пока ты ходил, продали за долги! Так сказал перекупщик.

— Ничего не поделаешь, — вступила в беседу Тейя. — Уж видно, придется все начинать заново. Мы ведь попали в лапы к разбойникам недалеко от Инебу-Хедж. Едва унесли ноги! Но все богатства наши, увы, потеряны.

— Бывает и хуже. Хорошо, хоть сами спаслись.

— Воистину так. Парни, не сдает ли кто-нибудь хижину где-то неподалеку? У нас осталась еще пара медных браслетов…

— Надолго за такую цену не снимешь. Даже хижину.

— А нам и не надо надолго. Дней десять — двадцать.

Хори смешно сморщил нос:

— Кажется, Сетимес, скульптор, сдает у себя в усадьбе хижины. Подите к нему, спросите. Дорогу я покажу.

— Вот спасибо вам, парни, — обрадованно воскликнул Максим. — Воистину, мы с женой отблагодарим вас очень скоро. Только вот еще что, — молодой человек понизил голос. — Вы это… не болтайте про нас. А то потом трудно будет отыскать нам клиентов, скажут: что мы пойдем к нищим?

Уже через пару часов супруги сняли круглую хижину, расположенную на заднем дворе обширной усадьбы скульптора Сетимеса, сделавшего себе состояние, естественно, на заупокойном культе. Самого скульптора Макс и Тейя не видели, договаривались с управителем двора Нефруамоном — тучным немолодым мужчиной с оплывшим желтоватым лицом. Видать, у него было что-то с печенью или почками.