Сокол

Итак, нужно было теперь проникнуть во дворец. Или не проникать — но как-то узнать, что же там все-таки происходит? И вот тут-то Максим вспомнил слова супруги о маленьких и неприметных людях, а таковых во дворце было пруд пруди. Осталось только лишь с ними сойтись… лучше всего — во время праздника в каком-нибудь храме.

— Думаю, храм Хатхор подойдет, — быстро сообразила Тейя. — Там такие милые жрецы, помнишь?

— Да помню, помню, — юный фараон засмеялся. — Учили тебя танцевать.

— Я сама кого хочешь научу!

Стали вспоминать дворцовых слуг — и это неожиданно оказалось самым трудным делом! Впрочем, почему ж неожиданно? Вполне следовало ожидать. Ну где там царственной чете обращать внимание на слуг? Разве что на самых близких, которых волей-неволей, а запомнишь. Но их во дворце вообще-то быть уже не должно. Самых близких изгнали… или ликвидировали подручные Сетнахта. Однако осталось множество других, числом около тысячи — всех же не могли ликвидировать! Зачем? Чтобы потом набирать новых, порождая различные слухи? Да и к чему — никто из них вблизи царственную чету и не видел.

— Повар, не помню, как его звали, но он очень вкусно жарил рыбу, — вспоминала Тейя. — Еще садовники, прачки…

— Вряд ли они выходят из дворца — там же целый город. — Макс покачал головой. — А если и выходят, то куда идут? В храм Хатхор? Вовсе не обязательно. Может, им вполне достаточно и дворцовых храмов. Мы ничего не знаем об этих маленьких людях, душа моя! Повторю по слогам — ни-че-го! И как узнать? Кто из них вообще может выходить из дворца? То есть не так — не может, а обязательно должен. Скажем, какие-нибудь там водители… гм… колесниц иди повозок. Кстати — да!

— А еще корабельщики, гребцы.

— Верно, милая! Царские барки ведь по земле не ездят. А барок, насколько я помню, при дворе фараона — при нашем с тобой дворе — много. Помнишь? Какие-то предназначены исключительно для нашей услады, какие-то грузовые, для хозяйственных дел: камни, там, привезти для гробниц и храмов и прочее. Кстати, а где они обычно находятся, все эти барки? У главной пристани?

— У дворцовой, ты хотел сказать, о, супруг мой!

— Точно! У дворцовой. Барки, конечно, охраняют от всякой там шелупони, не могут не охранять. А вот корабельщики… матросы, гребцы… они ведь должны где-то проводить время, в какой-нибудь харчевне на берегу, рядом.

— Там не одна харчевня, много.

— Вот и славно! То есть, наоборот, плохо. Была бы одна — было бы куда проще. Завтра же с утра туда и отправлюсь!

— А я? — обиженно воскликнула Тейя.

Максим потерся носом о щеку жены:

— А ты, душа моя, будешь сидеть дома. Слишком уж ты у меня привлекательная.

На берегу, у пристани, располагалось сразу несколько, так сказать, заведений общественного питания: три постоялых двора, три харчевни и две забегаловки прямо под открытым небом, точнее говоря — под пальмами. В них даже скамеек не было, не говоря уже о каких-то там столиках или подставках для кувшинов с вином. Вообще, жителям Черной земли никогда не приходило в голову усаживаться всем за большой стол, каждый ел и пил по отдельности либо небольшими группами, примостившись на корточках или на корнях деревьев. Еду покупали — вернее сказать, меняли — у хозяина жаровни, сиречь всего заведения. Он лично жарил рыбу да пек небольшие лепешки, а смуглый до черноты мальчишка-слуга, широко улыбаясь, разливал из большого кувшина пиво.

Собственно, сие заведение, которое Максим окрестил на парижский манер — «гингетт под пальмами», просто-напросто попалось на его пути первым. Туда и зашел, свернув с главной, ведущей к пристани улицы. Было еще рано, однако жаровня работала вовсю, а служка устал уже бегать с пивом — несмотря на ранний час, народу в «гингетте» хватало, все больше мускулистых мужчин в скудной одежке с бритыми наголо головами. Нет, один, даже парочка была все же в париках, к этим относились с почтением. Как и к Максу — его собственную шевелюру поначалу приняли за парик. И настороженно покосились — а что это здесь забыл столь важный молодой господин? Правда, потом, разглядев, ухмыльнулись и больше уже не обращали внимания, юноша лишь услыхал шепоток — «шардан». Ну да, он, конечно, был покрыт загаром, но не казался таким же смуглым, как почти все жители Черной земли, да и глаза у Максима были светлые. Житель далеких островов на Великой Зелени, бродяга, искатель удачи… Того же поля ягода, как и все здесь.

Вежливо поздоровавшись — «Пусть дома ваших Ка будут величавы!» — юноша присел рядом и, потягивая пиво, прислушался к разговорам. А они все больше касались мелей, порогов, пробоин… Ну точно — корабельщики! Те, что в париках, — кормщик с помощником, остальные гребцы. Завтракали перед трудной дорогой. Говорили о каких-то камнях, о доставке…

Максим обернулся к соседу:

— Далеко собрались, парни?

— На юг, как и всегда, — охотно отозвался мускулистый молодой человек в короткой набедренной повязке-схенти.

Улыбнувшись ему, как родному брату, Макс покосился на браслет на запястье матроса… или гребца. Красивый такой браслет, серебряный.

— Вижу, дела у вас идут неплохо.