Сокол

Фараон проснулся под утро. Уже светало, но солнечная ладья Ра еще только собиралась начать дневной путь, посылая из-за реки золотое сияние. Услыхав, что царь поднялся, в шатер с поклонами вошли слуги и приближенные: массажисты, парикмахеры, подавальщики царской одежды, рассказчики утренних сказок и прочие полагающиеся по штату бездельники. Вот кого бы послать выискивать тайные протоки! Однако нельзя — традиция, установленная богами. Не пойдешь же против их воли?

Выйдя на палубу, Ах-маси уселся в низкое кресло, поручив свое тело заботам вышеперечисленных лиц.

Покуда массажисты втирали в его плечи благовония Пунта, а парикмахер тщательно — волосок к волоску — причесывал шевелюру, повелитель Обеих земель благосклонно слушал утреннего рассказчика, потягивая принесенное подавателем пива питье. Утренний завтрак был скромным: пара жареных перепелок, рыба, сладкие булочки.

— …И вот, усмотрев на острове змея, моряки испугались и принялись возносить молитвы Амону, — глядя фараону в рот, вдохновенно изрекал утренний рассказчик — юркий пожилой мужичок в длинной белой юбке-схенти и тщательно завитом парике из волокон пальмы. Кажется, его звали Шеви.

— Расскажи-ка ты мне лучше о беженцах, Шеви, — сполоснув жирные от еды руки в специальной золотой чаше, приказал Ах-маси.

— О беженцах? — рассказчик утренних сказок, кажется, не ожидал такого вопроса. Впрочем, он тут же расплылся в улыбке и распростерся у ног фараона: — Как угодно, великий царь!

Фараон поморщился:

— Да ты не валяйся — рассказывай!

Беженцев, по словам Шеви, было сейчас не так уж и много. Но все же вполне достаточно, чтоб местные жители, презрев все опасности, развернули обширную меновую торговлю. В основном меняли пиво, хлеб и прочую пищу на разные безделушки типа золотых и серебряных браслетов, ожерелий, коралловых бус и всего, что представляло собой хоть какую-то ценность. Не брезговали даже головными платками.

Расположившись станом в двух десятках перелетов стрелы от основного лагеря войск, беженцы выстроили хижины из подручных материалов и, кое-как перебиваясь, ждали, когда войско — или хотя бы какая-то часть его — тронется в обратный путь, чтобы вместе с ним вернуться в недавно освобожденные от хека хасут родные места, как всегда в безвластии кишевшие разбойниками и прочим лихим людом.

— Значит, говоришь, питаются они плохо?

Покончив с утренним туалетом, фараон поднялся на ноги. Белоснежное гофрированное платье его казалось невесомым, на руках и ногах блестели золотые браслеты, на поясе был привешен длинный трапециевидный передник, шею украшало ожерелье из красных коралловых бус, а под ним виднелся амулет — золотой сокол. Темные волосы правителя Обеих земель украшала сверкающая диадема, изображавшая королевскую кобру — золотой Урей.

— Да, плоховато, великий государь, — отвечая, изогнулся в низком поклоне рассказчик. — Правда, не все.

— Что значит — не все?

— Некоторые живут там очень даже неплохо. Сам-то я не видел, но так говорят.

— Кто говорит?

— Да многие.

— Многие — это никто! — Фараон обернулся к слугам: — Узнайте, кто часто бывает в стане беженцев. Доставьте ко мне немедленно.

Слуги с благоговением поклонились.

— Да! И что-то я не вижу Каликху? Воины, где ваш начальник?

— Он ранен, великий государь, — один из воинов, молодой крепыш с коротким копьем и кинжалом, с поклоном вышел вперед, — ранен во вчерашней битве.

— Вот как? Надеюсь, рана не тяжелая?

— Да, но жрецы говорят, что встанет он еще не скоро.

Ах-маси нахмурился: не хватало еще потерять верного друга. Каликха был именно из таких — верных, и, конечно, следовало бы его навестить, но… Но вот как это сделать? Что подумает свита — великий царь, повелитель всей Черной земли, снисходит до какого-то чернокожего воина? Не дело властителя самому умалять свой престиж! Однако Каликху, несомненно, стоит навестить. Только тайно. И не сейчас — ближе к ночи.

Почти все время до полудня фараон вместе с военачальниками занимался продумыванием плана осады. Кого где поставить, какие отряды отвести, как прикрыть броды и протоки — задача оказалась сложной. Лишь ближе к обеду, когда жара стала совсем уж невыносимой, был объявлен перерыв на отдых.

Возвращаясь со свитой к барке, Ах-маси еще издалека заметил понуро стоявших на берегу людей.

— По твоему повелению, великий государь, доставлены те, кто часто ходит к беженцам! — подскочив, браво доложил десятник.

— Хорошо, — поднимаясь на барку, милостиво кивнул фараон. — Давай их ко мне по одному.

— Но, господин…

— Такова моя воля!

Первый — щупленький старичок — оказался местным, к тому ж перевозчиком, следовательно, мог знать протоки. Ну и раз был задержан, значит, частенько заглядывал к беженцам.

— Беженцы? — Не вставая с колен, старик изумленно выкатил глаза. — Не знал, что общаться с ними запрещено, великий царь!

Ах-маси ухмыльнулся:

— С чего ты взял, что запрещено?

— Но твои воины…

— Ты хорошо знаешь беженцев? Отвечай!

— Не всех, великий государь.

— Расскажи, что знаешь. Что-нибудь интересное.