Сокровища древнего Искера

Она открыто улыбнулась ему, но вместо ответной улыбки увидела странный блеск в глазах мужчины.

— Что насчёт откровенности за откровенность? — лукаво спросил Наран.

Алиса покачала головой. В ее семье не было никаких тайн и загадок, о которых можно было откровенничать.

— Я обычный археолог из обычной семьи. Ничего интересного.

— Нам не важно, из какой ты семьи, — тихо проговорил Хан, вставая плечом к плечу с другом.

— А что вам… важно? — спросила, запнувшись, Алиса.

Взгляды напарников одновременно потяжелели, и она осознала в один миг — зачем привели ее в дом, почему делились личными воспоминаниями, что хотели от неё в этот момент. В этот раз они точно выполнят задуманное, осуществят предсказанное пять веков назад, и никто им не помешает. Как бы фантастично и невозможно это ни звучало, но кто-то предвидел, предсказал их троих, а значит это единственный путь. Впрочем, если бы даже пути было два, если бы за спиной Алисы располагался запасной выход, она бы всё равно шагнула вперёд. Всё равно бы вновь положила свои ладони мужчинам на грудь. Всё равно бы наполнила свои лёгкие их перемешавшимися друг с другом ароматами. Всё равно бы прошептала:

— Вам важна… я?

И всё равно услышала бы в ответ короткое слово, сказанное одновременно двумя мужчинами на выдохе:

— Да.

Клей

Сердце Хана выбивало нестройный ритм, а глаза не отрывались от Алисы. Его женщины, его Спутницы. Пусть пока ещё не только его, пусть напополам с Нараном — и это знание острыми иглами царапало его изнутри — но всё же она здесь. С ним, с ними. Они сказали «да», а она молчаливо согласилась. Ее ответное «да» мелькнуло в нежной улыбке, искрой проскочило в воздухе между ними, лаской соскользнуло с кончиков ее пальцев. Она приобняла их за шеи и притянула к себе — такая хрупкая, тонкая, мягкая повелевала двумя сильными и крепкими мужчинами.

Хан не был против этого. Он был готов встать перед ней на колени, усыпать поцелуями ее ноги, готов был назвать ее своей повелительницей, потому что так оно и было. Она владела его сердцем, с мыслями о ней он отложил открытие сокровищницы — дело всей его жизни. Бывшее. Теперь таким делом стала она.

Но на колени он всё же не встал — не время и не место. И не при Наране. Однажды он это сделает, однажды он распахнёт перед ней свою душу, и она поймёт, она всё увидит сама. А сейчас Хан позволил себе лишь скользить широкими ладонями по ее горячей коже, целовать манящие изгибы ее тела, вдыхать ее запах — тёплый, мягкий и такой женский. Он позволил себе насытиться ею — той ее частью, что она готова была ему дать. Ее левая рука по-прежнему обнимала его за шею, и он не смел ее снять. Левая рука, левая. Та, что ближе к сердцу. Хан не верил, что это случайность, нет. Он знал, что это очередной кусочек картинки, на которой изображено их будущее. Там, где их двое. И только в его глаза она будет смотреть с пробивающей душу нежностью, только с его пальцами переплетать свои, только ему на ухо будет шептать ласковые глупости.

Но это — потом, когда-нибудь однажды. А пока — их трое. И Хан мирился со своей ролью «одного из двух».

Наран помнил недавний разговор со своим другом, а потому отчаянно гасил в себе все порывы сжать Алису пожёстче, укусить сильнее, сдавить так, чтобы пальцам сопротивлялись ее мышцы. Ему до безумия хотелось скорее повалить ее на пол и подмять под себя. Или впечатать в стену. Или хотя бы в клочья разорвать одежду на ней так, чтобы натянутые нити врезались в ее кожу, оставляя красные полосы.

Следы. Ему нужно было оставить на ней следы, чтобы на утро она точно знала, с кем была этой ночью, чтобы на утро удивлялась, как это не заметила боли, чтобы синяки ещё долго напоминали о том, как ей было хорошо с ним.

С ними. Конечно, с ними. Наран забывал о присутствии Хана, но его друг был сам в этом виноват — он был слишком тих и нежен. Отнюдь не ласки Хана срывали с ее губ стоны, не его поцелуи заставляли ее сжимать в кулаках их одежду, не под его ладонями она выгибалась, прикрывая глаза. Это всё делал Наран, балансируя на тонкой грани, за которой — уже другая боль, другая жёсткость, другие стоны. Он словно играл на ней с ювелирной аккуратностью, проходя уровень за уровнем, не торопясь, но и не задерживаясь. Хан отчасти мешал ему, не давая развернуться как следует, временами ломая его игру, позволяя Алисе переводить дыхание тогда, когда Наран повышал накал. Это сбивало его, отвлекало от любования ею — тем, как дрожали ее ресницы, как она кусала губы, как напрягалось всё ее тело, как вздымалась ее грудь.

Наран ловил себя на мысли, что трое — это не так уж просто. Не тогда, когда разница между Ханом и им самим, их навыками и их желаниями, была столь велика, что вместо дополнения у них получалось противоборство. Вместо объединения — противостояние.