Наран проводил друга взглядом и, погасив улыбку, хмуро уставился на закрывшуюся за ним дверь. Он не был дураком и отлично видел, что Хан не рад происходящему. Не рад тому, что их трое, что Алису приходилось делить, что он, Наран, оказался интимно близок с ней. Его расстраивала такая позиция друга, но он понимал, что гордость за тройные союзы присуща только его семье. Для семьи Хана главное — выбор Луны и этот выбор всегда касался только двоих. Луна выбрала Алису — и ведь не просто так именно эта девушка оказалась той, что согласилась быть разделённой? И если уж сама Алиса была за, то откуда в Хане взялось столько протеста? Они с Нараном всегда запросто делились — едой, вещами, одеждой. Это было так естественно, что можно было и раньше догадаться, куда всё идёт. Но Наран понял только тогда, когда прижал к себе Алису, когда приставил к ее горлу нож, когда увидел стоявшего напротив Хана. Вот тогда и мелькнула та искра в его голове — мгновение было особенным.
И вот теперь, когда всё встало на свои места, когда мир Нарана обрёл небывалую четкость, неведомую ему раньше силу, именно теперь Хан грозился всё это испортить.
Но Наран не был бы потомком хана, если бы не умел бороться за своё. Он криво улыбнулся, неосознанно скопировав друга. Борьба, снова борьба. Началась ночью и, оказывается, смогла выйти за пределы одеял. Так в этом суть тройных союзов? Борьба во всем, везде, ежесекундно? В этом особое наслаждение, в этом неугасающий огонь, в этом никогда не снижающийся градус?
Наран не мог пока знать точно, но играть по таким правилам умел.
Он круто развернулся на пятках и пошёл к дому бабы Лары, вытаскивая находу из кармана любимый ножик.
Борьба? Да легко.
Доброе утро
Просыпаться в объятиях мужчины было хорошо и приятно. Крепкие руки обнимали Алису сзади, прижимая ее спиной к твёрдой груди, и она легонько потерлась о них щекой. Солнце светило на неё через одну из дыр в стене, рядом с ее головой по одеялу ползла торопливая букашка, и откуда-то доносился восхитительный запах блинчиков.
Алиса потянулась, ощущая и усталость всего тела, и приятную истому, и воспоминания крошечными вспышками озарили ее сознание. Ночь была… невероятной. Их было трое, и они сотворили целый мир, новую вселенную прямо здесь, в старом покосившемся доме.
Алиса помнила обо всех своих сомнениях, предубеждениях и внутренних запретах на двух мужчинах для неё одной, но в это мгновение — в заботливых объятиях одного из них, на смятых и еще теплых одеялах — она была рада, что поверила им, доверилась им и открылась им. Это было ни на что не похожее чувство — быть любимой двумя. Такими разными в поступках и такими одинаковыми в желаниях. Эти двое могли бы быть одним целым, и на какое-то мгновение этой ночью они им и стали, окружив Алису нежной лаской и грубой требовательностью.
Она чуть покраснела и прикрыла глаза, давая себе ещё мгновение насладиться воспоминаниями и отзвуками ночи в своём теле.
Мужчина рядом с ней заворочался, и она, повернувшись, увидела Хана. Его лицо в свете утреннего солнца было словно соткано из умиротворения, и Алиса, не удержавшись, мягко прикоснулась своей рукой к его чуть колючей щеке.
— Доброе утро, — хрипло прошептал он, не открывая глаз.
— Доброе, — так же тихо ответила она.
— Доброе-доброе, — громко заявил Наран, появляясь из соседней комнаты.
Алиса удивленно обернулась к нему, не ожидая увидеть его в доме, и увиденное поразило ее ещё сильнее. В руках у Нарана был большой поднос, на котором стояли три дымящиеся чашки, несколько тарелок и даже скромный букет ромашек, воткнутый между посудой. Сам Наран улыбался, как Чеширский кот, разглядывая Алису и считывая эмоции с ее лица. Он опустил поднос рядом с ней, заставив ее сесть, прикрывшись одеялом, и присел рядом сам, скрестив ноги по-турецки.
— Ого, — выдохнула Алиса. — Только не говори, что ты это сам готовил.
— Нет, — усмехнулся он в ответ. — Завтрак от бабы Лары. Она сказала, что тебе понравились ее блинчики, и поэтому выдала мне их целую гору.
Алиса пробормотала благодарность, удивляясь такому поступку Нарана. Ей казалось, что забота — это не его конёк. Она ещё раз взглянула на него и увидела, как в его темно-серых глазах, направленных на Хана, промелькнул вызов и даже какое-то превосходство. Она проследила его взгляд и наткнулась на такой злой огонь в глазах второго мужчины, что моментально забыла о подносе с завтраком.
Между ними, между этими двумя напарниками происходило что-то неправильное, что-то плохое, и Алиса даже подумала, что это она ночью сломала их вместо того, чтобы обьединить. Но это настолько не совпадало с ее внутренним ощущением, что она сразу отбросила эту мысль и взволнованно спросила:
— Что происходит?
Хан отбросил одеяло в сторону, чуть не снеся им поднос, и встал, натянув штаны. Он вновь чувствовал злость, и это было настолько непохоже на него, что он сам с трудом находил объяснение в своей голове.