Сокровища ханской ставки

Проще всего будет сказать, что мешала ему советская власть, которая укоренилась не только в родной его земле Саксония-Анхальт, но и во всей Восточной Германии. Спасибо союзникам, в особенности же американцам, что не отдали зловредным большевикам Западную Германию, однако выгоды тут для барона были чисто умозрительные. Дело в том, что в Западной Германии никаких поместий у их семьи не было, в отличие от Восточной. Но Восточная, как уже говорилось, находилась под пятой большевиков. Называлась она при этом похабным именем Германской Демократической республики, но так же была далека от подлинной демократии, как продажная девка – от почтенной матери семейства.

В конце войны, когда красноармейские орды близились уже к древнему тевтонскому сердцу отчизны – Берлину, когда храбрые его защитники тысячами переходили в царство Одина – Вальгаллу, когда ясно стало, что большевистская чума неостановима, и Гитлер, безвылазно сидящий в своем бункере, бессилен, в этот миг отец Гельмута, барон Роман фон Шторн принял единственно возможное решение – покинул Германию.

Сперва они обосновались в Нидерландах, но в начале пятидесятых барон принял решение перевезти семью в США.

– Голландия находится слишком близко к советскому блоку, – говорил он сыну, к тому времени уже закончившему школу. – Если раньше мы могли рассчитывать на защиту союзников, теперь это фантом. С тех пор, как у Сталина появилась ядерная бомба, единственное, что может защитить приличных людей от большевиков – это океан.

Жизнь в Америке не была для них простой, однако Гельмут получил приличное инженерное образование и вполне адаптировался к американскому быту. Это было тем легче, что они с отцом не одни тут обосновались, в США кроме них было целое немецкое землячество – с общими идеями, более-менее привычным бытом и даже общими надеждами, главной из которых была надежда рано или поздно с триумфом вернуться на родину. Естественно было бы спросить, конечно, что им мешало вернуться на родину сейчас, при том, что Западная Германия находилась под протекторатом союзников и никакие большевистские ужасы до нее не добрались? Однако здешним немцам этого казалось мало: им не мила была сомнительная американская демократия, они хотели великой Германии, той, которую обещал им Адольф Гитлер. И пусть в деталях он ошибался, а с евреями даже и вовсе перегнул немного палку, но в целом-то идеи его были верными, да и слова «Германия превыше всего!» не Гитлер ведь придумал, их придумала сама жизнь. Но идеи эти и лозунги сейчас реализовать было никак невозможно, поэтому немецкой общине приходилось терпеть и на глазах природных американцев строить из себя овец, которые совершенно довольны жизнью.

Старый барон, впрочем, жизнью этой был совершенно недоволен и не стеснялся об этом говорить вслух.

– Единственное, что позволит нам жить так, как заслуживает память наших предков, это деньги, – объяснял он сыну.

Вот только денег у них не было. Во всяком случае, их было недостаточно, чтобы вести жизнь привычную, то есть свободную и спокойную. Тем не менее, Роман фон Шторн не унывал, хотя и пребывал почти все время в крайне недовольном расположении духа.

Наблюдая за отцом, Гельмут поначалу не мог понять, в чем дело. И лишь спустя некоторое время, кажется, осознал причину отцовского раздражения. Все дело было в том, что старый барон не мог просто жить, как все остальные люди, он не жил – он ждал. А ждал он не наступления царствия небесного и даже не возрождения великой Германии, а возможности вернуться обратно на родину, и не просто на родину, а в свое поместье, которое, увы, оказалось на территории ГДР.

Но просто так попасть туда было совершенно невозможно. Все дело в том, что после войны отец стал у себя на родине персоной нон-грата. При Гитлере старый барон был видным членом местного отделения национал-социалистической рабочей партии. К счастью, в число военных преступников его никто не зачислял, так что ни международные организации, ни охотники за нацистами вроде Фридмана и Визенталя за ним не охотились. Однако прошлое его было настолько заметным, что в Германию, а тем более – Восточную, въехать он не мог ни при каких обстоятельствах.

Впрочем, если бы власть коммунистов в Германии пала, фон Шторн вполне мог бы вернуться в свое поместье. Однако власть эта не только не падала, но с каждым годом лишь укреплялась.

Когда война кончилась, барону уже перевалило за шестьдесят. Шансов на то, что он переживет новую власть, было немного. Тем не менее, фон Шторн надеялся до последнего.

Увы, надежды эти были напрасны, в начале шестидесятых его разбил инсульт. Теперь он постоянно лежал в постели и, если и ходил время от времени, то только под себя. Денег на сиделку у Гельмута не было, но, к счастью, удалось пристроить отца в богадельню.