Сокровища ханской ставки

Гельмут с каким-то ужасом озирался по сторонам, не узнавая своего старого дома, который новые хозяева подвергли перепланировке. Огромная прихожая была превращена в нечто вроде гостиничного лобби со стойкой дежурного и небольшой эстрадой, на которой стояло фортепьяно – очевидно, здесь отдыхающие устраивали самодеятельные концерты или слушали заезжих гастролеров. Отсюда вел коридор в многочисленные комнаты, где сейчас жили отдыхающие. С правой стороны от лобби прочная каменная лестница поднималась на второй этаж.

Дежурная, стоявшая у лобби, улыбнулась новым клиентам, поздоровалась, спросила, что им угодно. Пока отец продолжал осматриваться, Отто любезничал с девушкой, спрашивая, какие у них есть комнаты и можно ли им вселиться прямо сейчас.

– Вы иностранцы? – с некоторым сомнением уточнила дежурная.

– В смысле гражданства – да, – признался Отто, – мы из Америки. Но по рождению мы немцы, просто мой дед уехал отсюда давным-давно, а вот теперь мы с отцом решили вернуться, посмотреть на землю предков…

Внезапно Гельмут задрожал, рука его впилась в плечо сына.

– Что? – с тревогой спросил тот по-английски, веселое настроение сняло с него, как рукой. – Что ты увидел?

– Не увидел, – дрожащими губами выговорил отец. – Не увидел, понимаешь? Его нет, его нет…

– Кого нет? – переспросил Отто.

– Фазана, – с отчаянием в голосе сказал Гельмут. – Его украли.

– Ты уверен? – нахмурился младший фон Шторн.

О да, он был уверен. Здесь, у лестницы, на первом этаже должна была стоять бронзовая статуэтка фазана и его курочки. Она стояла тут, сколько он себя помнил, и никто, никогда не сдвигал ее с места. И вот теперь ее нет, ее украли!

Ноги изменили Гельмуту, и он, не помня себя, повалился на коричневый кожаный диванчик, стоявший прямо у входных дверей. Лицо его сделалось багровым, он задыхался. Отто вытащил из кармана таблетки, попросил у дежурной воды, дал отцу выпить. Тому, кажется, стало немного легче, но он по-прежнему в ужасе водил глазами по парадному залу, как будто надеясь вдруг обнаружить пропавшую скульптуру.

– Отец, прошло сорок с лишним лет, – Отто смотрел на фон Шторна с тревогой. – Статуэтку могли переставить, могли убрать в другое место, могли, наконец, поставить рядом с другой такой же. Не волнуйся, я осмотрю дом, и мы все отыщем.

Но отец не слушал его, он был в отчаянии. Он, Отто, не понимает, что случилось. Если они потеряют хоть одну статуэтку, то никогда не узнают, где именно спрятан золотой конь.

– Не волнуйся так, – говорил Отто. – Наверняка остались следы на том месте, где они стояли.

– Следы неважны, – хрипел отец, – важны сами статуэтки! Внутри них, точнее, снизу, выбиты цифры. Они указывают на местоположение коня, по ним можно понять, где он спрятан.

– Хорошо, хорошо, не надо так кричать, – сын улыбнулся дежурной, на лице которой выразилось беспокойство и опасливо оглянулся по сторонам. – Я прямо сейчас отправлюсь к администрации и все выясню.

– Постой, – закряхтел отец, – погоди, я с тобой.

Как ни отговаривал его Отто, старший фон Шторн был неумолим – он пойдет вместе с сыном. Разумеется, ничего хорошего такое упрямство не сулило.

Едва барон, поддерживаемый сыном, поднялся на второй этаж, он задрожал сильнее прежнего и от ужаса закрыл глаза.

– Ее нет, – закричал он во весь голос, – ее тут нет!

Оказалось, вторая статуэтка должна была стоять на лестничной площадке второго этажа. Теперь на этом месте зияла пустота. Глаза у барона сделались безумными, он судорожно цеплялся за руку сына…

– Все погибло, – шептал он, – все погибло! Они осквернили над дом, они уничтожили статуэтки. Мы не найдем коня, никогда не найдем, мы кончим жизнь нашу в нищете, и мы, и предки наши будут опозорены навеки…

– Отец, ты с ума сошел, – Отто взвалил Гельмута на плечо, – какая нищета, о чем ты? Я юрист, я буду зарабатывать приличные деньги.

– Ты не понимаешь, – скулил Гельмут, – теперь нас никто не спасет!

Внезапно он забился в руках сына, так, что тот едва не уронил его прямо на лестницу, потом обмяк и потерял сознание. Изо рта его вытекла струйка слюны.

Кляня всех на свете коней и всех монгольских ханов, Отто на руках снес отца вниз по лестнице и положил на диван. К ним от стойки уже бежала обеспокоенная дежурная. Гельмут фон Шторн не подавал признаков жизни. Встревоженный Отто повернулся к дежурной, заговорил на немецком:

– Ему плохо! Умоляю, врача! Скорее, иначе он умрет.

В санатории, конечно, был врач, который оказался на месте через пару минут. К несчастью, принимать какие-то меры было поздно. Гельмута фон Шторна, как когда-то его отца, разбил сильнейший инсульт. Он не двигался, с трудом дышал, глаза его остекленело глядели прямо перед собой…

Глава двенадцатая. Семейная реликвия

Сергей Сергеевич Воронцов смотрел на полковника Лукова сердито, шевелил бровями, супился.

– Ты все сказал? – спросил он сурово, когда Луков умолк.

– Да вроде все, – отвечал полковник, – а впрочем, если понадобится, то и для протокола добавить могу. Если, к примеру, одной прослушки недостаточно будет.