Сокровища ханской ставки

Он вернулся в Америку и снова стал ждать. Пока он ждал, его сын Отто вырос и сделался студентом юридического факультета Пенсильванского университета. Гельмут решил не повторять ошибок отца и, когда сын достиг совершеннолетия, немедленно рассказал ему все, что знал, про золотого коня Батыя.

Неудивительно, что именно сын предложил ему сделать новую попытку в конце восьмидесятых.

– В СССР перестройка, Горбачев говорит об общечеловеческих ценностях, – сказал он. – Похоже, социалистический блок понемногу разваливается, сейчас там не до ловли эмигрантов. Прошло уже больше пятнадцати лет, попробуй съездить туда еще раз.

И Гельмут решил рискнуть. Вот только к тому времени здоровье у него сильно пошатнулось – дали себя знать переживания, перенесенные в прежние годы, поэтому в ГДР он поехал вместе с Отто. Все оказалось именно так, как и предсказывал сын, и они на удивление свободно пересекли границу. В это время в ГДР уже начались волнения, один за другим в отставку уходили руководители страны, и Штази сделалось не того, чтобы гоняться за бывшими эмигрантами.

Именно поэтому они спокойно съехали с транзитной трассы и, свернув на проселочную дорогу, в несколько часов добрались до Виртингена. Городок, надо сказать, не сильно изменился с сороковых годов. Та же патриархальная тишь, те же малоэтажные дома, те же ратуша и магистратура, только вместо военной комендатуры и местного отделения фашистской партии – райком Социалистической единой партии Германии.

– Почти не осталось добрых бюргеров, – заметил Гельмут, из окна арендованного фольксвагена озирая идущих через центральную площадь горожан, – одни только пролетарии и колхозники.

– С бюргерами коммунизма не построишь, – усмехнулся Отто, сидевший на соседнем сиденье.

Гельмут отвечал, что коммунизм вообще построить нельзя, это кровавая утопия. Даже в России это поняли, отсюда и Горбачев, и перестройка. Как бы там ни было, именно Горбачева они должны благодарить, что, наконец, оказались на родине. Старый барон не дожил до падения большевиков, но, похоже, им еще предстоит увидеть, как рухнет этот колосс на глиняных ногах.

– Ну, и где же наше родовое гнездо? – перебил Отто его рассуждения. – Я жажду прижать к сердцу героического бронзового фазана. Точнее сказать, всех фазанов, и всех лисов, которые стоят в нашем старом добром баронском доме. Надеюсь, все животные на месте и большевики не растащили их по частным зверинцам. Господа бароны вернулись, всем выстроиться во фрунт!

Гельмут посмотрел на него сурово, но не выдержал и улыбнулся. Отто очень похож на деда – такая же язва. Однако старый барон был к тому же человеком романтическим, а внук его, похоже, совершенный нигилист. Для него ни аристократическое происхождение, ни память, ни традиции – ничто не свято.

– Ошибаешься, – возразил Отто. – Я свято чту право собственности и банковский счет. Как видишь, я тоже большой романтик.

Их родовое гнездо стояло на месте, но у него, разумеется, давным-давно был другой хозяин. Немецкие профсоюзы устроили тут санаторий для потерявшего свои цепи и последнюю совесть пролетариата.

– Притворимся отдыхающим от трудов праведных рабочим классом, – шепнул Отто отцу. – Сделай пролетарское лицо.

Представление о немецких пролетариях было у барона фон Шторна довольно расплывчатым, последнего такого пролетария он видел лет сорок назад. Вероятно, надо было скроить какую-нибудь простецкую физиономию и пьяным голосом мурлыкать себе под нос «Интернационал».

– Жаль, нет с собой «Капитала» Карла Маркса, мы бы прикрыли им лицо и тогда уж точно никто бы к нам не придрался, – продолжал резвиться Отто.

Отец поглядел на него сердито: неужели он не понимает, что сейчас наступает самый ответственный момент в их жизни? Еще несколько шагов – и они увидят родной дом, статуэтки, заглянут внутрь каждой из них и поймут, наконец, где искать золотого коня.

При одной этой мысли сердце Гельмута фон Шторна забилось, как бешеное. Он даже остановился на миг и взялся за плечо сына. Лицо его стало наливаться кровью.

– Эй, отец, что с тобой? – обеспокоился Отто. – Если дело так пойдет дальше, тебя от счастья, того и гляди, удар хватит, а весь куш достанется мне одному…

– Я столько лет ждал, – хриплым от волнения голосом проговорил Гельмут, – так надеялся, так верил… И вот я в двух шагах от своей мечты.

– И отлично, – заметил Отто, – давай, наконец, сделаем эти два шага.

Придерживая под руку отца, ноги у которого вдруг почему-то стали подгибаться, младший фон Шторн ввел его в здание санатория. По счастью, вход не охранялся, и внутрь они вошли совершенно беспрепятственно.