Сокровища ханской ставки

И он, подойдя к Гельмуту, протянул ему листок из блокнота, исписанный неровным докторским почерком.

– Что это? – спросил фон Шторн с замиранием сердца. – Что это?

Однако он и сам знал, что это такое. С листа на него глядели знакомые строки, которые он так долго силился, но не мог вспомнить, строки, которые сам он надиктовал доктору, находясь в состоянии гипнотического транса…

«Фазан с супругою в гнезде,

И лис, что шастает везде.Фазан стремглав вперед летит,Коварный лис за ним бежит.Пусть лис от ярости визжит -Фазан семейство защитит.

Пусть даже в схватке он падет,Во тьму забвенья не уйдет.Он одолел глухую тьму —И память вечная ему.

Порядок ты узнал – и что ж?Ты внутрь взгляни и все поймешь».

Всю дорогу домой он твердил эти строчки и поражался, как мог он их забыть. Зайдя в дом, сел за стол, положил листок перед собой и снова впился в него взглядом. Нет сомнения, это тот самый стишок, о котором говорил отец.

Вот только что же это все должно значить? Полдня он вертел стихотворение и так, и эдак, но яснее оно не стало. Каким образом может оно указать на место, где спрятан золотой конь? Взгляни внутрь чего? Неужели речь идет о статуэтках? Об одной или обо всех? Что там может прятаться внутри? Вероятно, чтобы ответить на все эти вопросы, все-таки придется ехать в ГДР и прямо там, на месте, пытаться разобраться во всем этом зоосаде.

Однако вскоре стало ясно, что вытащить золотого коня будет совсем непросто. В середине шестидесятых получить визу в ГДР американцу оказалось почти невозможно. Гельмут перебирал разные фантастические варианты, от нелегального пересечения границы до попытки перейти в восточногерманское гражданство. Последний вариант оказался даже еще более фантастичным, чем первый: американцев, желающих стать гражданами ГДР практически не было (исключая, может быть, американского певца Дин Рида, да и это случилось уже в семидесятых). Разумеется, подобного чудака немецкая Штази[39]

проверяла бы под микроскопом, не без оснований полагая, что он, скорее всего, американский шпион. Объяснять, что никакой он не шпион, а просто приехал забрать фамильное сокровище, когда-то вывезенное из России, Гельмут, будучи человеком здравым, разумеется, не мог.

Таким образом, планы по немедленному изъятию золотого коня пришлось временно отложить, и Гельмут фон Шторн занялся тем же, чем до этого занимался его отец: он стал ждать. В ожидании этом он женился на американской девушке из команды чирлидерш и даже произвел на свет сына, которого по традиции назвали немецким именем Отто. Несмотря на смешение тевтонской крови с американской, Отто вышел типичным немцем – белобрысым, носатым, худым, с водянистым взором прозрачно-голубых глаз. Однако, в отличие от отца, которого интересовали точные науки, Отто, видимо, пошел в деда – интересовался предметами гуманитарными, особенно же юриспруденцией.

Гельмут был этим доволен. Неизвестно, как там выйдет с золотым конем, но, если сын станет юристом, кусок хлеба ему обеспечен.

Тут надо заметить, что в начале семидесятых Гельмут едва не угодил в немецкую тюрьму. Все дело в том, что в 1972 году въезд в ГДР иностранцев несколько упростился. Правительства ГДР и ФРГ подписали Транзитное соглашение, согласно которому граждане ФРГ по транзитным визам могли ездить в Восточный Берлин. Узнав об этом, Гельмут оживился и попытался получить въездную визу. Неожиданно для самого себя он эту визу получил.

Правда, виза разрешала ему вместе с туристической группой следовать только по строго отведенному маршруту. Но он не обратил на это особого внимания и, когда пересек границу, немедленно от группы отделился и направился в родной Виртинген. Поскольку с юных лет у него сохранился саксонский выговор, особенного внимания он к себе не привлек и даже почти добрался до родного гнезда. Однако километров за пятьдесят до цели был все-таки перехвачен работниками Штази. Когда стало ясно, что мистер Шторн самовольно покинул транзитную магистраль, вежливые немецкие чекисты взялись за него всерьез. Если бы речь шла о другом человеке, его, скорее всего, просто выслали бы из страны с запретом посещать ее в ближайшие несколько лет. Однако, на свое несчастье, имея американский паспорт, Гельмут был урожденным немцем. Это вызвало двойные подозрения и трясли его весьма тщательно. Правда, никакой шпионской аппаратуры при нем не обнаружили и потому даже сделали вид, что поверили в историю про несчастного изгнанника, которого родители насильно увезли с родины в капиталистическую Америку.

В конце концов его все-таки отпустили, но въезд в страну с тех пор был ему категорически запрещен. Этот запрет оказался, пожалуй, самым тяжелым ударом для Гельмута со смерти отца.