Солдаты без оружия

— Что тут думать-то, дорогой мой? Сами посудите, разве не смешно — призывать в солдаты человека, которому за пятьдесят?!

Ориф уселся поудобнее, придвинул поближе пепельницу, устало взглянул на дядюшку.

— Не в солдаты ведь, Амактура, а в трудовую армию!..

— Что это еще за трудовая армия? — опешил тот.

Ориф объяснил в который раз за эти последние дни, что такое трудовая армия и кто в нее призывается…

— Да, да, — начиная терять терпение, говорил Ориф. — Все, кто пригоден для работы в тылу, в том числе и мужчины, не достигшие шестидесяти лет, здоровые и крепкие, которые могут принять посильное участие в восстановлении и пуске заводов, предприятий, эвакуированных из прифронтовых районов в тыл, на Урал и в Сибирь! Поверьте, Амактура, на сегодняшний день уже свыше трехсот жителей нашего города записались добровольцами в трудовую армию — и среди них немало людей гораздо старше вас!..

Амактура сделал вид, что не заметил недовольства зятя, и продолжал гнуть свое:

— А, значит, верно, старикам везде у нас почет, как поется в песне? Стало быть, это лишь пустые слова! Так?

— Послушайте, Амактура, что тут объяснять? Разве не является делом чести и молодого и старого человека отдать все свои силы в такое тяжелое, трудное время на разгром врага? — Ориф поперхнулся дымом. — Вы и сами должны понимать!..

Он нетерпеливо встал, за ним поднялся и Амактура. Одно он понял из слов Орифа: зять ни за что не поможет ему освободиться от призыва, более того, намекает, чтобы он просто и не думал об этом.

— Эх, а я-то шел к вам с надеждой, дорогой зятек! — с досадой поглядел на Орифа Амактура.

Тот в ответ только пожал плечами, обдумывая, что же еще такое сказать, чтобы убедить Амактуру, но тот и рта не дал ему открыть:

— Не забывайте, милый зятек, что в вашей семье у меня отцовские права! Шамсия пяти лет от роду осталась сиротой, она выросла, держась за подол своей тетушки, моей жены, и под нашей с ней опекой окончила институт, стала врачом!..

Тут уж возразить было нечего. Ориф прекрасно знал, что и в самом деле, не будь Амактуры, брата отца Шамсии, и его жены Махфиратхолы, кто знает, как бы сложилась жизнь его Шамсии. Мать умерла, отец с десятилетним мальчиком пошел охотиться в горы, и оба погибли под каменной лавиной. Амактура взял Шамсию к себе, а у него уже и три своих дочери подрастали. Кормил, одевал, учил. Шамсия всегда с благодарностью говорила о дяде, о том, как заботился он о ней, пока она не окончила медицинский институт и не вышла замуж за Орифа.

Амактура всегда помнил, что и Шамсия и Ориф от всей души благодарны ему за все, и надеялся, что они всегда и во всем будут помогать своему дядюшке. Но сегодня, он чувствовал, ни Шамсия, ни Ориф и пальцем не шевельнут, чтобы, не дай бог, не запятнать своей совести… Вот, пожалуйста, Ориф подтверждает его догадку…

— Скажите, Амактура, как это будет выглядеть, если я, секретарь горкома партии, каждый день провожающий людей на фронт и на тыловые работы, освобожу от этого родственника?

— Мелодия в руках у музыканта, зять! — упорствовал Амактура. — Кто спросит, чьих это рук дело?..

— А совесть человеческая? Как быть с ней? — спокойно посмотрел Ориф на Амактуру.

Неожиданный вопрос застал дядюшку врасплох. Слово «совесть», как острие ножа, остро кольнуло сердце, поэтому он ничего не сказал в ответ, опустил глаза, стараясь избежать взгляда начинавшего злиться Орифа. Хорошо, что из другой комнаты раздался вдруг телефонный звонок, и Ориф, извинившись, пошел туда.

Амактура расслышал, что зять говорит с Шамсией, догадался по смыслу ответов, что племянница в эту ночь будет дежурить в больнице и домой не придет.

— Хорошо, дорогая, — голос Орифа стал ласковым. — Ты лучше меня знаешь, что значит остаться сиротой, ведь сама это испытала! Много сегодня привезли детей? Сделаем так, чтобы хоть ненадолго избавить их от горечи и печали…

Разговор этот, по-видимому, подействовал на Амактуру отрезвляюще. Злости заметно поубавилось, хмель выветрился, и ход мыслей принял теперь иное направление. Амактура, незаметно воспользовавшись тем, что Ориф в другой комнате, вышел на веранду, снял с вешалки свой зеленый бекасабовый халат и на цыпочках вышел из дому.

Вернувшийся в гостиную Ориф удивился отсутствию дядюшки и вышел во двор. Было темно и тихо, слышались лишь его быстрые удаляющиеся шаги.

«Обиделся Амактура! А ведь зря!» — подумал Ориф, вспомнивший недавние слова Шамсии об эвакуированных из прифронтовой полосы бесприютных, обездоленных войной детях.

6

— Вставайте, Орифджан, вставайте! — Шамсия обеими руками трясла мужа за плечи.

Ориф с трудом открыл заспанные глаза, хрипло спросил:

— Зачем так рано будите, Шамсия? Дайте отоспаться!

— Не хочу, чтобы вы оставались в неведении! Есть приятные новости, дорогой мой! — Жена присела рядом на кровать, стянула одеяло с плеч Орифа, ласково поцеловала его в щеку.

Ориф повернулся на другой бок.

— Что за новости? Надеюсь, небо не обрушилось на землю?..

— Конечно, нет! — радостно засмеялась Шамсия. — Немцев под Москвой разбили!

Ориф резко повернулся, приподнялся на локтях и торопливо переспросил: