— Бригадир наш отправил его с каким-то поручением к инженеру. Вы незнакомы с нашим бригадиром? — Усто Барот кивнул на коренастого мужчину в черном промасленном халате и старенькой кепке, работавшего у другого горна. — Знаменитый кузнец с Кировского завода из Ленинграда, Андрей Александрович Гаврилов! Недавно приехал, а его жена, сестра, сын и дочь эвакуировались к нам в Мехрабад.
Олимов подошел к Гаврилову, крепко пожал ему руку.
— Должен вам сказать, товарищ Олимов, земляк ваш, усто Барот, умелый кузнец! Хоть и не очень молод, а руки сильные, глаз наметанный и толк знает в работе!
— Он старейшина трудовой армии, Андрей Александрович, — в свою очередь похвалил усто Олимов и шутя заметил: — Раз семья ваша сейчас в Мехрабаде, то не ошибемся, если и вас будем с этого дня считать своим земляком, товарищ Гаврилов!
Бригадир благодарно улыбнулся, сказал, что семья его хорошо устроилась в Мехрабаде, и с жильем порядок — приютили местные мехрабадские учителя, отношение к эвакуированным в республике самое что ни на есть искреннее и сердечное. Так пишут в каждом письме жена и сестра.
— Как приятно, что и здесь, в Каменке, судьба свела меня с мехрабадскими таджиками! — заключил Гаврилов.
— Не стесняйтесь, Андрей Александрович, — любезно предложил Олимов, которому по сердцу пришлись слова ленинградца, — если вашей семье потребуется какая-нибудь помощь, я к вашим услугам, в Мехрабаде меня знают и, надеюсь, еще не забыли…
— Сейчас у них там все в порядке, товарищ Олимов, — поблагодарил Гаврилов, — моя жена врач и уже устроилась на работу, сестра педагог, дети пошли в школу, так что никто не обойден вниманием, сердечное спасибо вам!..
Олимов хотел было сказать в ответ, что и его жена врач, однако подумал, что как-то неловко становится отвлекать мастера от работы долгими разговорами, и потому стал прощаться.
— До свидания, Андрей Александрович, надеюсь, у нас с вами еще будет время встретиться и поговорить!
Гаврилов своей промасленной кепкой приветливо помахал Олимову в знак прощания и тут же снова вернулся к работе. Ориф же подошел к усто Бароту и коротко рассказал ему о посещении строительства секретарем обкома партии, о том, как Соколов в отсутствие усто побывал и в общежитиях.
— Мы слышали о том, что комиссия заходила к нам! — сказал усто Барот. — Это было как раз тогда, когда мы перебирались в новую мастерскую.
Ориф рассказал и о своей встрече с директором первой школы Каменки, разговоре с учителями, передал их просьбу о встрече с рабочими. Усто Барот скептически улыбнулся.
— Не уверен в пользе такого мероприятия, мулло! По сердцу ли оно придется в такое время? — с сомнением покачал головой усто Барот.
Олимов помрачнел от слов старейшины, для него была неожиданностью такая реакция мастера, у которого он надеялся найти поддержку и понимание в этом вопросе, поэтому не знал, что ответить ему.
Ориф понимал и сам, что трудно, почти невозможно ожидать активного участия рабочих строительства в подобной беседе: усталые, полуголодные люди после десяти-двенадцатичасового рабочего дня должны были что-то рассказывать, с кем-то встречаться… Поэтому, конечно, была в словах старого мастера доля правды. Но, с другой стороны, Олимов не собирался отказываться от задуманного и обещанного учителям школы, ибо видел в этом мероприятии глубокий смысл. Ведь он коммунист, политический руководитель рабочих! Так неужели дело дошло до того, что людей уже ничем не проймешь, что до их сознания не дойдут никакие благие намерения, кроме разве что разговоров о еде и хлебе насущном? Слава богу, что ни один человек не умер с голоду, не лишился рук и ног! Но правильно ли будет, пусть даже в таких обстоятельствах, лишать людей возможности общения друг с другом под всякими предлогами, связанными с трудностями жизни и суровым климатом?.. Не одичают ли они от такого существования? Ведь известно, что без духовной пищи никак нельзя, она делает человека мудрей, просветляет сознание…
Думы эти пронеслись в голове Орифа после того, что сказал ему усто Барот.
— Мы с вами, усто, коммунисты, — голос Олимова был решительным. — И не имеем никакого права забывать о значении духовной пищи в жизни людей, особенно здесь, теперь, равно как мы не забываем сегодня об их питании, отдыхе, создании для них сносных по нынешним военным временам условий жизни… Так что простите меня, усто, но вы не правы!
Старый мастер ничего не ответил, да Ориф и не ждал от него ответа, теперь он привык к сдержанным, неторопливым суждениям старейшины. Но он также знал, что усто Барот не раз еще взвесит, обдумает то, что сказал сегодня ему, и решит в конце концов, кто из них двоих прав.
От усто Барота пошел он к Ака Наврузу и застал его в тот момент, когда он, водрузив очки на нос и опершись на свой столярный станок, при тусклом свете электрической лампочки, медленно водя пальцами, читал какую-то газету на русском языке. Увидев Олимова, поднял на него глаза, посочувствовал Орифу:
— Наверное, мулло, вы очень устали сегодня? Смотрю, долго ходили с товарищами из области…