Солдаты мира

— Ну хватит, хватят. — Он очень серьезен. Но вдруг не выдерживает и улыбается: — Гривенник. Но не больше. С натяжкой.

«Слава богу», — радостно думает Дима.

— Следующая пара, на вышку! — командует он.

«Этим занятием я закрою час строевой подготовки. А строевую проведу…» — расписание не дает ему покоя: звонили из штаба, надо снова выделить пять человек на торжественное мероприятие, потому что без десантников торжество — не торжество.

Разведчики колонной по два возвращаются в казарму. Поликарпов идет последним, ему приходится делать широкий шаг, чтобы попадать в ногу с рослыми солдатами. Он поправляет автомат за спиной.

«Я сумею, — думает он, — все сумею». Он уже почти уверен, что останется в роте у лейтенанта.

5

Лейтенант ведет группу к дальнему лесу. Небо серое, без просветов, низкое, ноздреватый влажный снег оседает под сапогами. Разведчики идут след в след, как приказал лейтенант. След за группой остается глубокий, черный, как след одного очень тяжелого человека.

Ветер теплый, дует в спину. Солдаты взмокли. Лейтенант ведет их к сиреневому, почти фиолетовому — не по-декабрьски — лесу, стоящему подковой. Разведчики цепочкой втягиваются в эту подкову, ужо начиная различать приметную — темнее лежащей по сторонам целины — дорогу.

— Когда ты ставишь учебную задачу разведчикам, — учит Диму командир полка, — первая мысль — сложность. Толчок уму. Неординарность. Изобретательность. Войну никогда не втиснуть в схему! Любой учебник — только букварь, начало. Любой! Ты меня понял.

Дима понимает.

— Дурака ни я, ни ты терпеть не захотим. Кто в дураке души не чает, знаешь? Враг! Это же прелесть — дурак в противниках!.. Я как-то ехал в поезде с преподавателем-моряком. Знаешь, как он напутствует выпускников? «Вам на корабле, может, еще как-то простят излишнюю резкость, простят даже, если оступишься. Одного вам никто не простит — тупости». Тебе же, Хайдукевич, я не прощу и резкости. Груб слабый. Но с неживым, негибким умом разведчика не может быть. Принципиально. Этому учи своих. Учи думать! И выбирай по уму.

В лесу должна быть засада, солдаты это знают, но где, в каком месте, лейтенант не сказал. Да он и сам не знает, где решил ее устроить Климов.

Они проходят мимо большой скирды с черным верхом и ярко-желтым основанием. Наверняка снизу недавно брали солому. Следов саней или телеги не видно, хотя клочки соломы еще долго встречаются на пути. Солдаты чувствуют, что за их группой давно наблюдают из леса, наблюдатель уже, конечно, видел, как они миновали скирду и спускаются в лощину.

Вперед, в дозор, лейтенант отправил Божко и Поликарпова. Но что можно увидеть, если лес, по которому они идут, везде одинаков — одинаковые сосны и нетронутый, усыпанный хвоей снег! Надежда только на молниеносную реакцию Божко при первом шорохе, хрусте ветки, неосторожном движении… Нападение будет неожиданным и злым: способности ушедших в засаду известны.

Солнца не видно за тучами.

Божко с Поликарповым оставляют позади себя аккуратную цепочку следа.

Поликарпов думает об однообразии леса и о своей в нем беспомощности. Он очень внимательно смотрит по сторонам, стараясь отыскать хоть какие-нибудь следы побывавших здесь людей, но ничего подозрительного не замечает. Он только понимает, что дорога давно не хожена. Через несколько километров он уже идет, просто уставившись под ноги. Лейтенант пытается учить их читать лес. Поликарпов запоминает, он может повторить все, что говорит лейтенант. Но сегодня из рассказанного Поликарпов не сумеет использовать ровным счетом ничего: леса он не знает, все свои восемнадцать лет он прожил в степи.

Лейтенант, к примеру, говорит, что даже в но очень старом лесу можно определить, в какой стороне невидимое солнце, где север или запад — по сучьям, цвету коры, по светло-зеленым, голубым лишаям на стволах, по смоляным потекам или по скрытым сейчас под снегом муравьиным кучам. Летом прибавляются еще и яркость окраски ягод и — на ощупь — сырость земли под кустами. Поликарпов запомнил, что на север у елок сучья много короче, а кора грубее, что у сосны вторичная — бурая, потрескавшаяся — кора на северной стороне поднимается выше по стволу, а на той же северной стороне больше лишайника, что северный скат муравейников круче южного.

Но что проку! Лес недоступен его пониманию, все деревья одинаковы, особенно зимой; он ни за что не отличит ольху от осины, а из кустов, наверное, знает только орешник.

В детстве Поликарпов читал Арсеньева; но и Дерсу, для которого все в природе было разумным и даже живым, и сам Арсеньев представляются ему придуманными, он не верит, что так может быть на самом деле. Он остается подозрительным на занятиях по ориентированию: кажется, лейтенант просто учит тому, что положено по учебнику, но сам…