Не прошло и года после восхождения Войтылы на престол святого Петра, как в Ватикан вызвали архиепископа Сальвадора Оскара Ромеро. Положение в этой стране складывалось драматически: напуганные выступлениями оппозиции против диктатуры, военные уничтожали своих противников, включая священников. Все это заставляло их преосвященства всерьез воспринимать теологию освобождения, которая у римской курии стояла костью в горле.
На аудиенции у Папы архиепископ передал ему подборку документальных свидетельств систематических нарушений прав человека в Сальвадоре. На это «кормчий» не нашел ничего другого сказать, как только: «Не приносите мне слишком много бумаг. У меня нет времени их читать. А потом, попытайтесь все же договориться с властями». Оскар Ромеро вышел из папского кабинета со слезами на глазах. «Папа меня совсем не понял, – грустно заметил архиепископ сидевшим в приемной кардиналам. – Он не может себе представить, что Сальвадор – это не Польша».
Вернувшись к себе на родину, Ромеро направил военным пасторское обращение: «Братья! Как мы, вы принадлежите народу, но убиваете своих же братьев-крестьян. Приказу убивать, который отдает человек, противостоит Закон Божий, который диктует «Не убий!» и должен взять верх. Солдат не обязан подчиняться приказу, противоречащему Закону Божиему. Аморальному закону нельзя следовать. Во имя Божие, во имя народа, чьи растущие страдания обращены к небесам, умоляю вас и прошу прекратить преследования!» На следующий день во время мессы в больнице Божественного Провидения архиепископа расстрелял из автоматов «эскадрон смерти» военной хунты, состоявший тоже из католиков…
Нет, Папа Римский все же сознавал, что Сальвадор – это не Польша. Вскоре после беседы с архиепископом Оскаром Ромеро он предпринял свое первое паломничество в родные места. Как только его самолет приземлился в варшавском аэропорту, раздался звон церковных колоколов по всей стране. В своих выступлениях, помимо призывов к полякам «задуматься о своей судьбе в европейском контексте» и «отстаивать в Польше свободу Церкви», Иоанн Павел II каждый раз подчеркивал, что, будучи главой иностранного государства, остается польским гражданином и печется о благе всех поляков.
По еще не остывшим следам папского визита образовался католический профсоюз «Солидарность», сразу же севший на финансовую «иглу» Ватикана. Папа не нуждался в освоении азов конспирации, чтобы проделывать закулисные операции: еще в бытность свою краковским архиепископом он скрыто благословлял своих пасторов на подпольную работу в Чехословакии и в интересах их личной безопасности ставил в известность о них не римскую курию, а своих наставников из Опус Деи. «Солидарность» же во главе с Лехом Валенсой стала главным мобилизационным центром всех антиправительственных манифестаций и забастовок с постоянным обращением за помощью к Пречистой Деве Марии и пением пасторалей в храмах «к вящей славе Папы Римского».
Без денежных вливаний Ватикана через панамские, карибские и швейцарские филиалы миланского Банка Амброзиано, где Святому Престолу принадлежал контрольный пакет, такая кампания по дестабилизации экономического и политического положения в Польше была бы невозможной. В «прикрытии» нуждались, дабы предотвратить международный скандал, ибо это было прямым вмешательством в дела суверенного государства, санкционированным лично понтификом, который не находил нужным даже ставить в известность о таких операциях руководителя своего Государственного секретариата. Публично Иоанн Павел II остерегался призывать Валенсу и его «профсоюз» к политической борьбе. Электрик из Гданьска тоже вроде бы упор делал на права человека, но при этом всякий раз напоминал, что его сторонников благословляет сам Папа, к чьим апостольским советам они должны прислушиваться в первую очередь.
Осенью 1981 года Валенса направил своих людей с тайной миссией к главному администратору казны Ватикана, архиепископу Марцинкусу, настоятельно просить его профинансировать поставки оружия боевикам «Солидарности» для подготовки вооруженных выступлений. Партии стрелкового оружия уже были готовы к отправке из Скандинавии: для предварительного согласования в Варшаву и Гданьск командировался все тот же Алуа Эстерман, тогда еще капитан Швейцарской гвардии. Однако против доведения до конца этого дела выступили польские епископы. Под их влиянием заколебался и сам Папа.