Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

«Лучше вернуться назад, чем плохо бежать», говорит пословица. Только жизнь не повернешь вспять, чтобы что-то исправить, ведь все, что позади нас, нам не принадлежит – Сенеку здесь невозможно опровергнуть. «Мы осыпаем себя листьями успокаивающих слов, когда возникают сомнения, – думал Марк. – Нам хочется верить, что все сделанное в прошлом небесполезно. Однако без ошибок не обойтись!»

Он вновь вернулся мыслями к свадьбе Луциллы и Помпеяна. Не совершил ли он, ее отец, непростительную оплошность торопясь, точно аврига в колеснице, стремящийся обойти соперников на повороте арены в Большом цирке? У тех перед глазами стоят меты, показывающие границу круга. А у него? Какие бронзовые меты находятся перед ним, Марком, ведь за ним никто не гонится? Может нужно было приискать другого жениха, вроде того, что поначалу нашла Луцилле Фаустина? Сомневающиеся люди всегда ищут истину, часто во время поиска виня только себя. В конечном счете, правильно или нет он поступил рассудит лишь время, ведь истина его дочь. Так писал поэт Марциал, которого любил Цицерон.

Каменные стены храма отбрасывают длинную неровную тень, за которой начиналось царство солнца: солнечные улицы, солнечные дома и храмы, солнечные стены, окружавшие снизу Пренесту. Марк вдруг обнаружил, что стоит на самой границе – одна нога в тени, другая на свету, как будто свет и тьма борются за его душу. Он отступил на шаг назад, чтобы полностью оказаться во власти небесного светила, ибо его душа, его помыслы и поступки всегда ясны, как у каждого, кто родился в огненной первостихии и солнечным ветром был принесен на землю.

А что касается Луциллы – менять что-то уже поздно, да и не нужно. Несколько дней назад в Риме прошла торжественная церемония, его старшая дочь произнесла, обращаясь к Помпеяну древнюю формулу: «Где ты Гай, там и я Гайя».

Когда знатные люди Рима, приглашенные императором, собирались перед церемонией свадьбы в храме Юпитера, где проводились согласно традиции гадания по полету птиц, Фабия Цейония встретилась с Фаустиной во дворце. Для своего визита она выбрала незначительный предлог – узнать не нужна ли особая помощь, как в первом замужестве Луциллы. Тогда пришлось обучать дочь Марка премудростям брачной ночи и таинствам священного камня Мутуна-Тутуна.

– Сочувствую тебе, Фаустина, – сказала она. На правах сестры, поскольку Луций Вер приходился Марку и Фаустине братом, Фабия редко называла ее императрицей или Августой, только во время официальных церемоний. – Приходится выдавать дочь за разных людишек неблагородного происхождения. Это не то, что наш покойный Луций. Мы, Цейонии, старая семья, известная в Этрурии со времен первых царей Рима. А Помпеян, он ведь скромного происхождения. Рассказывают, что его предки стали всадниками в Антиохии лишь во времена императора Клавдия. Сто лет не слишком большой срок, чтобы войти в наш круг. Ты не находишь?

Фабия говорила ехидным тоном, с насмешливым выражением на лице. С Фаустиной они и раньше были не особо близки, а сейчас появился повод позлорадствовать над высокомерной, гордой дочерью императора Антонина. Когда она путалась с матросами и гладиаторами и про нее ходили разные слухи по Риму это выглядело не столь унизительным, как сейчас. Любые сплетни можно опровергнуть, связи с любовниками скрыть, а вот родство с сирийцем Помпеяном уже не утаишь.

– Клавдий Помпеян скоро будет консулом, займет достойное место среди сенаторов, – вынуждена была защищаться Фаустина сама не испытывавшая восторг по поводу этой свадьбы. Марка в эту минуту она ненавидела, потому что тот дал возможность этой злючке, неудачливой завистнице Фабии, уже овдовевшей, торжествовать над ней.

– Посмотрим! – усмехнулась Фабия, словно ей наперед было все известно и у нее на этот счет имелись сомнения. – Я слышала, – продолжила она тем же насмешливым тоном, – что некий молодой человек, его имя вроде бы Тертулл, на каждом городском углу хвастается, что вхож в императорский дворец в любое время дня и ночи.

– Не понимаю, тебе что за дело? – вспыхнула Фаустина. – Этот милый Тертулл скрашивает мой досуг. Марк с ним тоже беседует…

– Правда? И о чем? О философии? – Фабия расхохоталась. – Однако некоторым не мешало бы знать, что такой милый, приятный мужчина, бывает не только во дворцах. Например, вчера одной матроне он прислал восхитительный букет цветов с любовной запиской.

Глаза Фабии торжествовали и Фаустина не сдержалась:

– Дай мне ее! – она порывисто протянула руку. – Отдай записку!

– Извини, сестра! Я говорила тебе о некой матроне. Если бы записку прислали мне, я бы ее выкинула. Я не храню подобные пустяки.

Произнеся последние слова Фабия, вежливо кивнула и удалилась, оставив Фаустину в бешенстве. Конечно, этот негодяй Тертулл прислал записку именно Фабии, хотя она лишь намекает на это. Фабия сейчас вдова, у нее большие капиталы, на которые можно прожить безбедно. Таких охотников за чужими сестерциями по Риму бегает немало.