Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

Фабия, Фабия! Этой злючке давно пора отправится к Авернскому озеру¹³, ибо от нее исходят одни зловонные испарения. А Тертулл! Вот уж пройдоха!

«Его я больше к себе не допущу! – решила она. – Пусть припадает к моим коленям и клянется в вечной любви. Пусть окропляет тунику слезами, но милости моей он не дождется. Хотя… – она становила бег гневных мыслей, – хитрый Тертулл, конечно же не будет долго печалиться, он переметнется к какой-нибудь злобной старой стерве, вроде Фабии, и у нее найдет утешение. Еще и посмеются вместе над женой императора-простофили Марка Антонина. Нет! Просто предать его немилости будет мало. Надо попросить Марка, чтобы он повысил Тертулла и отправил из Рима далеко-далеко, в Дакию или к нумидийцам в Африку. Пусть там соблазняет эфиопок!»

«Приучайся к тому, что кажется тебе невыполнимым», – такие мысли все чаще посещают Марка. Прогуливается ли он в рощах возле Пренесты, проезжает ли на коне по дорогам вдоль осенних полей, смотрит ли на холмы, поросшие низкими деревьями и кустарником, мысль о необходимости покинуть Рим, уехать надолго, неотступно следует за ним. Как и его отец Антонин он редко покидал Италию, всего один раз проехал через Альпы в Карнунт. Теперь же, и он это чувствовал, придется пожертвовать многим и прежде всего привычкой к насиженному месту.

«Приучайся!»

Отныне это слово должно быть всегда рядом с ним как штандарт императора. Вот его дети играют, смеются. Младшие дочери забавляются куклами, некоторые из старших уже вышли замуж. Как всегда один, сын Коммод, которому восемь. У него сейчас сложный период, он взрослеет, за ним нужен глаз да глаз. Но их всех придется оставить ради войны.

«Приучайся!»

Ему надо привыкать жить одному, без семьи, привыкать беречь здоровье, которое и без того слабое. Надо готовиться к самому сложному – командовать легионами, чего делать он пока не умеет. Сердце его заполняет тоска по предстоящему неудобству, тяготам, которые выпадают каждому, кто отправляется в долгий поход. «Приучайся к тому, что тебе непривычно. Левая рука держит повод слабее, потому как к этому не приучена, однако должна заменить правую в нужный момент».

Так он готовит себя к неизбежному, к расставанию с прошлой жизнью.

В один из дней он замечает в дальнем конца сада, заполнявшего перистиль императорской виллы, что его дочь Луцилла сидит на скамье вместе с Помпеяном, своим новым мужем. Они о чем-то беседуют, говорят спокойно, не ссорятся и это радует Марка. Женщины его семьи, окружающие, даже близкие друзья не понимают как ему нужен это умудренный опытом, рассудительный человек.

Его мальчики, его наследники умирали один за другим. Вот и Анния недавно призвали боги. Остался лишь Коммод. Надо быть готовым к тому, что с ним тоже может произойти несчастье: злая болезнь, непредсказуемый случай, вражеские козни… Возможно всякое. Тогда на сцену должен выйти Помпеян, как в свое время у Адриана появился Антонин, продливший золотой век империи. Если же Коммод подрастет, и боги его милуют, то Помпеян станет надежной опорой для молодого принцепса.

Марк издалека разглядывает их, свою дочь и зятя, и душа его радуется тому, что он все предусмотрел, обезопасил себя и Рим. Он решается прервать беседу молодоженов, подзывает Помпеяна к себе.

– Мне написал претор фиска¹⁴, что денег на войну опять не хватает, – говорит он.

– А каково состояние эрария?¹⁵

Нельзя ли получить сестерции оттуда? – интересуется Помпеян.

– Префект мне сообщил, что и в сенатской казне не густо, набеги языгов на золотые рудники в Дакии нас сильно ослабили, – Марк ждет от Помпеяна совета, хотя и так знает, что предложит новый зять, ставший вторым после Клавдия Севера.

– Нам остается уменьшить золото в монетах, – подтверждает догадку императора Помпеян. Об этом же думал и сам Марк.

Надо снижать долю золота. Они уже прибегали к подобному трюку перед войной с парфянами. Затея, надо сказать, была неблаговидной, попахивающей мошенничеством государственного масштаба, однако тогда выхода не оставалось. Чтобы как-то оправдаться за этот поступок, прежде всего, в своих собственных глазах, Марк решился на распродажу драгоценностей своей семьи. С того времени назад вернулось немногое, второй раз такую операцию не осуществить, ведь его жена Фаустина до сих пор обижена на него.

Он кинул взгляд за спину Помпеяна и увидал, как Фаустина подошла к Луцилле, присела рядом на каменную скамью, окруженную зеленеющими деревцами туи, и они о чем-то принялись беседовать. Марк думал, что Фаустина не покинет Рим, ибо ничто не мешало ей остаться там с любовником Тертуллом, сославшись на траур по умершему сыну. Это выглядело с одной стороны цинично, ведь Анния она любила всем сердцем, а с другой… Такой поступок был в духе Фаустины, эгоистичной, надменной и властолюбивой. К тому же, слишком много детей было похоронено, слишком долгое погружение в скорбь иссушало душу. Все это требовало разрядки.