Солнечный ветер. Книга третья. Фаустина

Квинт на самом деле никуда не уехал и уже не спал. Он вообще привык рано вставать. С утра толкнув пройдоху Урия в бок, он отправил его седлать коня, а потом поскакал по полям и лугам, наслаждаясь прохладным воздухом, звонким пением птиц, шелестом прибрежных волн, набегающих на желтый песок. Мочить копыта коня в воде было нетрудно – дорога в Рим пролегала неподалеку от побережья, в некоторых местах подходя близко к берегу.

Проскакав несколько миль, он все-таки не выдержал, быстро скинул тунику и снял набедренную повязку, оставшись полностью голым. Море приятно охлаждало тело, поддерживая, покачивая его на воде, словно маленький кораблик, плывущий в гавань. Агриппину вспомнился вчерашний вечер, взгляды старшей дочери императора Луциллы, которые та бросала на него. Она его так внимательно разглядывала, как будто он был какой-то диковинкой, неким духом, явившимся неожиданно из подземного царства.

Он улыбнулся над тем, что сумел произвести впечатление на Августу. Агриппин, как и все слышал, что император выдал ее замуж за своего ближайшего советника Помпеяна. Среди Цейониев тогда осуждалась такая неприличная поспешность, ведь после смерти ее первого мужа Луция Вера прошло не так уж и много времени, меньше девяти месяцев. И сейчас он, Агриппин, неожиданно для себя встретился с Луциллой в какой-то отдаленной гостинице на проезжем пути, словно покровитель дорог Меркурий специально это подстроил. Занятый собственными мыслями Агриппин поначалу не обратил внимания на путников, зашедших перекусить после долгой дороги, и лишь потом понял, кого судьба свела с ним под одной крышей.

Эта встреча удивила его двумя обстоятельствами. Во-первых, Луцилла оказалась беременной, хотя в этом не было ничего странного, ведь она была еще молодой, а Помпеян не слишком старым. Во-вторых, она кидала на него весьма откровенные взгляды, от которых он совсем отвык, второй год находясь среди легионеров. Такое неприкрытое любопытство вызвало в нем самодовольные мысли: что ж, если ей хочется, пусть разглядывает, ему нечего скрывать.

Он, кстати, тоже успел ее рассмотреть. Луцилла, конечно, не выглядела самим совершенством вроде бывшей любовницы Вера Панфии – как-то, будучи в Антиохии, Агриппин познакомился с ней. Панфия всецело оправдывала данный ей негласный титул первой красавицы при дворе императора Вера и Луцилла, тогда еще нескладная, худая девочка никак не могла с ней соперничать. Ныне Луцилла превратилась в настоящую женщину, миловидную, с большими глазами, с приятным овалом лица и маленьким алым ртом, оттеняющим белизну ее кожи. С такой матроной у него могли бы возникнуть любовные отношения, если бы Луцилла пожелала.

Правда, покидая вечером гостиничную комнату, где он легко поужинал, Агриппин посмеялся над своими ожиданиями. Она – дочь императора, замужняя женщина. К чему ей трибун, только пытающийся добыть славу на поле боя, если ее муж-легат уже прославился в крупных сражениях?

Внезапная волна игриво плеснула ему в лицо, отчего он закашлялся, засмеялся над самим собой, над глупыми мыслями, пришедшими в голову. Агриппин повернул к берегу, вышел из воды на песок и встал, широко раскинув руки в стороны. Из-за дальних холмов медленно вставал огненный шар солнца, обещая сегодня, как и все предыдущие дни, щедро греть италийскую землю, отягчая благодатной тяжестью семена пшеницы и ржи, наливая спелостью фрукты, а виноградные лозы пьянящим соком.

Здесь, у берега моря, где в этот утренний час никого не было, он, трибун-латиклавий Квинт Агриппин, стоял раскинув руки и погружался в солнечный свет, как будто окунался в горячую воду термальных источников. Телу становилось тепло, приятно. Ветерок сушил кожу, окрасившуюся под лучами солнца в розовый цвет как у младенца. И правда, он был сейчас младенцем, дитем матери-земли, которая без устали изливала на него свою любовь. Так, простояв некоторое время, чтобы почувствовать себя полностью умиротворенным, приведя в порядок свои мысли, он оделся, вскочил на коня и помчался назад к гостинице. Луцилла в окружении конной охраны к этому времени уже выехала в Рим.

«Где Августа?» – спросил он Урию, едва подъехал к воротам постоялого двора.

«Они уехали», – ответил слуга, умолчав о проведенной с Нумерцией ночи и самое главное, о ее расспросах. Хозяин не обращал внимания на его интрижки с женским полом, но вот откровения слуги о нем самом могли ему не понравится.

После такой бодрящей прогулки Агриппина обуял зверский аппетит, он с удовольствием позавтракал, хотя и в полном одиночестве. Время от времени он кидал взгляд на стол, где вчера сидела Луцилла, улыбался, словно она могла через десяток миль, на которые уже отъехала, увидать и оценить его улыбку.

«Я тут слыхал, – подошел к нему Урия с озабоченным видом, – неподалеку шалят разбойники. Может нам переждать, когда появится обоз с большой охраной и пристать к ним?»

«Ты глупец! – возмутился, вскакивая Агриппин. – Почему не сказал раньше? Дочь императора уехала вперед, на нее могут напасть! Беги седлай лошадей, мы поскачем вдогонку и вернем их!»