— Упрощаешь, сынок… Читаешь много, а вот того не поймешь, что слишком много нищих и несчастных было. Чего-чего, а утешение церковь им давала. По копейке — и то не хватило бы, от церкви и помину не осталось бы… Зато церковь, как умела, учила любви, добру, человечности… Ты в церкви одну вредную прихоть видишь. Думаешь, только теперь люди поумнели, а до этого веками все сплошь дураки были. Девятнадцать веков христианство умами людскими владело. Толстой — и тот был не против Христа! Своего бога только искал. А вы без бога жить хотите. Электричество, оно хорошо — а вот в потемках оно, может, и лучше думается. Сколько живем вместе, а вот, укажем, впервой разговор по душам. Говорят: чужая душа — потемки. Да-а… в потемках душа спасается. В пустыне — мысли могут быть только свои. Вот почему пустые люди не могут оставаться в одиночестве. Пророки, те, наоборот, ради одиночества в пустыню шли. Из переполненности души! Значит, не получается электричество вместо души — вместо бога!
— Бред! — рассмеялся Шура. Впрочем, это был смех без насмешки. Так хотят раззадорить, вызвать на словесный поединок. Смех этот выдавал заинтересованность Шуры словами отца Петра. Мне даже показалось, что Шура забыл, зачем устроил «короткое замыкание». Отец Петр опустился на диван, видно, не рассчитал в темноте, плюхнулся — шумно отозвались под ним пружины. Точно старый граммофон после шипения, после покашливания и вздохов опять заговорил отец Петр.
— Да, девятнадцать веков жили люди именем и словом Христовым! Сила, значит. Духовная сила, ей подчинились и владыки, и изгнанники, и крезы, и нищие… Была правда в этой силе. Как же без сердец единенья? И дух, и порок от самого человека! И канон под собой сук рубит. Вере бы не за каноном тянуться, за жизнью, яко древу вверх да вширь. Жизнь вперед, канон назад. Копейку бедному? Случалось, святые дары продавал, чтоб людей от голода спасти. Сам критику наведу похлеще тебя! Не бог плох, мы, служители. Не научили богатых думать о бедных. Строили приютские дома и богоугодные больницы, да мало. Не укради, не убий, люби ближнего — плохо? И вам не обойтись! А государство ничего не имело, ничего не могло. Само на подаянии было. Все церковь, вразумить, ободрить, милосердие явить! Была сила.
— Была? А куда делась?
— Так вот о том же. Точно дети своих родителей, так в соблазнах ума люди превосходят своих пастырей, уходят неправедным путем, создают себе ложных богов, потом возглашают новых пророков и пастырей, пока и тех не перерастут и не отрекутся. А пророки всегда — из гонимых, как Христос. Пастыри, пастыри — вот кто слабы духом оказываются! А иные — жиреют и глупеют. Слабы люди, слабы! Мятущаяся человеческая мысль, всегда ищет бога, возглашает, поклоняется, отрекается — и опять ищет. Человеком, его вещественностью вроде электричества, бога не заменишь, сынки!
— Что-то не то говорите! — прервал Шура отца Петра. — Человеческая мысль ищет истину, а не бога! Мириться с гнетом, с ложью, с силой и богатством одних и бесправием и нищетой других — есть в этом истина? Честного человека ваш бог вяжет по рукам и ногам, а плуту и бесу он первый помощник! Они и выдумали его, уплатили писателю за молитвы, архитектору за храм, художнику за образ, вам за службу!
— Путаешь дух и злобу. Вера страданием человеческим рождена, а губит ее сытость и равнодушье. Рим зажирел и развратился, жить стало нечем, вот и пришел к людям Христос! Выстрадали он и апостолы новую веру! Это было в первом веке. Пророки тут и подвиг духовный, порыв из вещественности за предел человеческой жизни. Без страдания, без веры и ее милосердия — не жизнь, скотооткормочное хозяйство! Пушкин пророка признавал, духовного ратоборца, в служении поэта пророка видел! Учат ведь в школе.
— Пушкина не трогайте, не любил он вашего брата… А веру, выходит, выстрадали пророки да страдальцы, а приспособили — трутни да богатые. Для корысти приспособили. А третьи простодушные, которые всех кормили, те верили! Хорошо все устроилось!..
— Да где там — хорошо… А войны, а мор, а разврат в золоте? Мол, как же бог допускает?.. А вы представьте, что без бога было бы. Выжили бы люди, устояла бы жизнь? Греха во сто крат больше было бы… Греховность и в человеке, и в человечестве. Рай на земле не создашь, супротив ада стоять надо. Ум — соблазн, он — сила, нет ей предела, а что он, ум, стоит без милосердия? Одна погибель. В людях ум, в церкви — мудрость, она главное знает!..
Впервые в жизни я слушал такие — не совсем поповские — речи от попа. Даже наш сельский батюшка, отец Герасим, в беседах с отцом, которые я слушал, делая вид, что не слушаю, не говорил так учено. А ведь отец умел-таки заводить батюшку!