Солнце над Бабатагом

— Очень хорошо. Завтра я займусь этим делом,— весело сказал Седов. Он допил свою чашку, попросил ключ и, извинившись, ушел в свою комнату.

— Будем продолжать?— спросила Маринка, взглянув на Белого.

-- Давайте. На чем мы остановились?

— На системе уравнений с буквенными коэффициентами,— сказала Маринка, раскрывая учебник и осторожно отодвигаясь от подвинувшегося к ней капельмейстера.

Придя в штаб, Лихарев подписал приказ о вступлении в командование бригадой и сказал адъютанту, что завтра в восемь часов утра будет смотреть выводку лошадей в 61-м полку.

Из разговора с адъютантом он узнал, что Бочкарев находится на квартире, и решил навестить комиссара.

Хозяин квартиры, старичок-железнодорожник, радушно встретивший Лихарева, повел его коридором и, сказав: «Пожалуйте сюда», постучал в застекленную дверь.

— Да, да! Войдите!— громко произнес за дверью густой голос.

Лихарев вошел в небольшую уютную комнату, с буфетом, диваном и обеденным столом, возле которого стоял, нарезая хлеб, коренастый человек ниже среднего роста. На нем был френч с большими нагрудными карманами и обшитые коричневыми леями красные бриджи, заправленные в сапоги на высоких, как носили тогда, каблуках. Его чисто выбритое суровое лицо с чуть косым разрезом глаз было обращено па вошедшего.

Лихарев представился.

— О-о! А мы-то вас ждали!— обрадовался Бочкарев. Он подошел к Лихареву и своими большими сильными руками пожал протянутую ему руку.

— Что же вы не предупредили, товарищ Лихарев?— спросил Бочкарев, улыбаясь.— Я бы послал лошадей.

— Да тут недалеко. А с багажом остался ординарец.

— Так нужно подводу послать?

— Я уже распорядился.

— Ну и прекрасно. Проходите, садитесь... Прошу прощения, товарищ комбриг, ведь я только ужинать собрался. Бочкарев замолчал и кинул на Лихарева быстрый изучающий взгляд. Глаза их встретились. И хотя

молчание длилось секунду-другую, оба успели почувствовать взаимную симпатию. Но у Бочкарева, как и у Петра Дмитриевича в поезде, невольно возникла мысль, что он представлял себе Лихарева не таким. Большинству людей, кажется, что герой, победитель должен быть великаном, исполненным сверхъестественной силы. Перед ним же стоял самый обыкновенный человек, ростом несколько повыше его. Но во всей подобранной фигуре, неторопливых движениях, спокойной речи и, главное, в прямо смотревших глазах чувствовался человек большой внутренней силы.

Бочкарев не любил судить о людях поспешно, однако на этот раз решил, что с новым командиром бригады будет легко и приятно работать.

— Прошу садиться, товарищ Лихарев,— предложил он, подвигая ему стул.

— У вас удивительно радушный хозяин,— заметил Лихарев.— Приятный человек.

— Знаете, за всю гражданскую войну я почти нигде, кроме Донбасса, не встречал таких приветливых людей, как здешние железнодорожники,— заговорил Бочкарев, доставая из буфета тарелки и расставляя их на столе.— Каттакурган — городишко мещанский, и железнодорожники являются здесь единственными представителями русского рабочего класса. Встретили они наших бойцов, как самых близких родных. Каждый старается чем-нибудь угодить... Мы тоже решили помочь городу. Сейчас ремонтируем электростанцию. Кинематограф с нашей помощью начал работать. Кооператив открываем. А потом...— И Бочкарев принялся рассказывать о планах на ближайшее время.

Лихарев подробно расспрашивал его о состоянии бригады и о прибывшем молодом пополнении.

— Ребята замечательные,— говорил Бочкарев.— Донцы, кубанцы, терцы. Молодежь девятьсот первого года, но народ все больше обстрелянный. Кто с Деникиным успел повоевать, кто с другими бандами.

Когда беседа случайно зашла о Седове, Бочкарев усмехнулся:

— Прекрасный человек, в высшей степени честный и работник хороший, только очень застенчивый и оратор неважный.— И Бочкарев рассказал, как еще на польском фронте Седов, служивший в третьей бригаде, был временно назначен на место раненого комиссара полка. Когда ему пришлось в первый раз выступить на

митинге, он храбро влез на тачанку, крикнул: «Товарищи!» Постоял и слез, ничего не добавив.

Лихарев от души посмеялся и сказал, что не каждому дано быть оратором. Его вот природа тоже не наделила этим талантом.

Спокойно устроившись в кресле, он слушал Бочкаре-ва, чувствуя, что комиссар умен и хороший товарищ, с которым всегда можно во всем столковаться.

— Я слышал, тут, в Каттакургане, в прошлом году орудовал враг?— спросил Лихарев.

— Да. Улугбек. Он, говорили, будто бы был палачом у эмира Бухарского.

— Улугбек?— переспросил Лихарев.— В Восточной Бухаре есть банда Улугбека.

— Может быть, тот самый?

— Весьма вероятно.

— Военкомдив говорил, что нашу дивизию скоро направят в Восточную Бухару,— сказал Бочкарев.

— Да,— подтвердил Лихарев.— Поэтому меня сюда и назначили.— Он помолчал, закурил папиросу и по просьбе Бочкарева начал рассказывать о разгроме Энвер-паши.

Так, сидя за чаем, они проговорили далеко за полночь, и, только случайно взглянув на часы, Лихарев встал и начал прощаться.