— С басмачами?— Ташмурад гневно взглянул на Парду.— Нехорошо слышать от мусульманина такие слова. Зачем вы клеймите святое имя воинов ислама грязной кличкой басмачей? Они не басмачи, они гази —святые бойцы за ислам!
— Кто это тебе сказал?
— Бай Рахманкул. Он все знает. Мустафакул-бек тоже так говорил.
Парда рассмеялся.
— Слова их, как глина в арыке, замазывает правду! Те, кто им верит, не гази, а вислоухие ишаки!— сказал он сердито.
Ташмурад насупился.
— Как? Ишаки? Разве можно так говорить? Аллах накажет вас за такие слова. Грех слушать,— сказал он, отвернувшись.
— Аллах накажет? Я уже второй год так говорю, но он почему-то меня не наказывает... Постой, ты что — байбача?— с внезапной догадкой спросил Парда.
— Нет. Я чайрикер.
— Странно слышать от чайрикера такие дурные речи. Гм... ты, может быть, и бая своего уважаешь?
— А как его не уважать? Если б не бай, я давно бы умер от голода. Бай дает отцу землю в аренду, а мы с отцом ее обрабатываем.
— Правильно. А потом бай забирает у вас урожай. А ты не думал о том, почему у бая есть земля, а у тебя ее нет?
— Думал. Баю дал землю аллах.
— А почему тебе не дал?
— Я недостоин.
— Ох, братец, ну и темный ты человек! Недостоин! Не ты недостоин, а тебя обманули баи. Понимаешь? Обманули... Имей в виду, что скоро никаких баев не будет. Земля, вода, быки, плуги — все будет поделено между теми, кто работает. Так говорит Ленин.
— Ленин? А кто такой Ленин?
— Великий человек. Он день и ночь думает о том, чтобы каждый бедняк получил свое счастье.
Ташмурад подумал и, пожав плечами, сказал:
— Но как я возьму чужую землю? Шариат этого не разрешает.
— Шариат? А ты знаешь, кто писал шариат? Ты? Или я? Или он?— Парда ткнул пальцем на сидевшего поодаль нищего.— Как бы не так! Шариат составили баи.
Они сначала забрали себе всю землю, а потом написали закон — шариат, чтобы у них не отобрали назад все уворованное. Неужели ты настолько глуп, что не понимаешь, как тебя одурачили?.. И ты сам, и я, и наши отцы и деды своим трудом растили байские богатства. Баи жирели, а мы вылизывали байские блюда... Смотри!—Парда быстрым движением сдвинул летний шлем на затылок, открыв синюю звездочку.— Смотри, я бывший раб, и тоже раньше думал, что сам аллах предрек мне такую судьбу. Но те, которых ты называешь неверными, открыли мне глаза. И не только мне. Там, за горами, все люди уже поняли, что такое справедливость. Они не хотят и не будут больше работать на баев... Вместо того, чтобы говорить глупые речи, иди к нам служить, будем вместе бить басмачей...
— Грех вас слушать,— сказал Ташмурад.
Он быстро поднялся и, кивнув Парде, направился домой.
Парда с горестным сожалением смотрел ему вслед.
Ташмурад застал отца во дворе. Назар-ака старательно чистил пучком соломы старого ишака. Тут же у прикола понуро стояла подседланная вислозадая рыжая лошадь Ташмурада, полученная им в отряде МуСтафакул-бека вместе со старой берданкой.
Увидя Ташмурада, ишак чуть скосил на него светлый глаз и ударил в землю ровным, как стаканчик, копытцем.
Ташмурад подошел, достал из поясного платка лепешку и, отломив кусок, отдал ишаку.
— Ну как, сынок?—спросил Назар-ака, продолжая проводить пучком соломы по мягкой шерсти осла.
Юноша помолчал.
Старик взглянул на него.
— Ты что, заболел?—спросил он, с тревогой оглядывая хмурое лицо сына.
— Нет, отец я здоров,— сказал Ташмурад—но до моих ушей донесся ветер слухов...
— Каких слухов, сынок?
— Говорят, за горами народ больше не работает на баев и все люди равны.— Ташмурад взглянул отцу прямо в глаза.
— Глупости говоришь!—сказал сердито старик.— Разве можно не работать на баев? Так предрек сам аллах!— При упоминании имени аллаха старик бросил солому, прочел короткую молитву и провел ладонями по лицу и бороде, соединив кончики пальцев.
— Я вижу, зараза коснулась тебя,— заговорил он горячо.— Ты что, новой жизни захотел? А ты знаешь, сколько голов полетело? Это были головы тех, кто говорил о новой жизни. Живи, как жили твои отцы и деды, и молчи! Иначе аллах накажет тебя, и ты попадешь в яму!
Ташмурад ничего не ответил. Он взял свою лошадь и, простившись с отцом, направился в Бабатаг, где в ауле Ташчи ждал его курбаши Мустафакул, только что получивший приказ Ибрагим-бека идти на соединение- с ним в кишлак Джан-Чека...
Путь Ташмурада лежал через базар. Проезжая мимо чайханы, он вновь увидел Парду, беседовавшего с братьями-медпиками Абдуллой и Рахимом. «А ведь он правильно говорил: слезами не зальешь пламя байской жадности»,—подумал юноша, оглядываясь на Парду, который, заметив его, приветливо кивал головой. Но тут же сомнения охватили молодого таджика, и он, чтобы не совершить греха, схватился за пришитый к халату талисман, решив больше не думать о слышанном. Однако не проехал Ташмурад и двух шагов, как снова подумал о том же.
Им овладело никогда еще не испытанное чувство радостного сознания, что он может стать таким же человеком, как и этот локаец.
Тем временем Парда беседовал с Абдуллой и Рахимом.
— Когда придет конец вашему терпению?— спрашивал он.— Разве у вас хорошая жизнь?