Солнце над Бабатагом

Между тополями мелькали всадники. Они казались совсем маленькими отсюда. Но все же Лола хорошо видела их. Впереди за красно-синим значком ехали всадники на серых лошадях. За их плечами сверкало Что-то. Оттуда и доносились звуки, так поразившие девушку. Потом показались кизиласкеры на рыжих лошадях, потом на гнедых, вороных и снова на серых. К спинам лошадей были привьючены какие-то длинные предметы с колесиками.

Дойдя до крытого камышом базара, колонна свернула вправо и направилась вдоль горы, на которой в древние времена стояла крепость юрчинских беков.

Звуки оркестра все удалялись и наконец смолкли. В синем небе высоко вился серый столб пыли...

Солнце палило. Тяжелый зной стоял над раскаленной землёй. Но, несмотря на жару, вдоль узкой улицы, где в глубине была видна крытая камышом галерея базара, шумно двигался пестро одетый народ. В толпе мелькали чалмы, цветные халаты, войлочные малахаи и обшитые мехом островерхие тельпаки.

По обе стороны улицы тянулись чайханы и лавчонки. Тррговцы сидели в ряд, поджав ноги. Люди двигались навстречу друг другу, продавали и покупали, торгуясь до ожесточения. В толпе сновали полуобнаженные водоносы в лохмотьях. Проезжали арбы со снопами люцерны и клевера.

По мнению чайханщика Гайбуллы, базар был на редкость удачным, и он, расторговав весь свой кишмиш, который продавал к чаю, уже два раза бегал возобновлять запас в соседнюю лавчонку.

«Хвала аллаху!— думал Гайбулла, в волнении трогая бородавку на щеке.— Если каждую пятницу будет такая удача, то я смогу прикупить второй самовар». Думая так, он настолько расщедрился, что бесплатно угостил чаем старого Назар-ака, отца юноши Ташмурада, того самого Назар-Ака, который, поверив дервишам и побоявшись, что неверные — кяфиры — отнимут у него жену, добровольно записал сына в отряд помещика Мустафакул-бека.

Напившись чаю, Назар-ака стал смотреть на базар. Мимо него непрерывным потоком шли люди. Слышались узбекская и таджикская речь.

— Ой, Ташмурад! Ташмурад!— крикнул Назар-ака, приметив в толпе сына.

Юноша поднял руку и сделал приветственный жест. Но тут вдали внезапно грянули странные, незнакомые звуки. Это были те самые звуки, которые ранее услышала Лола.

Все вокруг замерло и насторожилось.

В глубине улицы народ хлынул в стороны. Там ехали несколько всадников на гнедых лошадях.

Разъезд прошел рысью до базара, свернул вправо и остановился у мостика через арык.

Вдали на мершадинской дороге появилась большая колонна конницы. Высокие камыши скрывали всадников.. Были видны лишь знамя в чехле и острые, уже выгоревшие летние шлемы с нашитыми на них большими синими звездами.

61-й полк на восьмой день похода входил в город Юрчи.

Петр Дмитриевич Седов ехал рядом с Ладыгиным, посматривая по сторонам. Он видел загорелые лица стоявших молча дехкан, которые с любопытством и ужасом глядели на бойцов. «Почему они так смотрят?—думал Седов.— Видимо, запуганы здорово». Повернув голову, он встретился со злобным взглядом Назар-ака, блеснувшим из-под чалмы... Еще при первых звуках оркестра Назар-ака хотел бежать, но потом любопытство победило страх. Ему очень хотелось посмотреть на хвостатых и рогатых людей. Все-таки интересно, и жене можно будет рассказать, пока ее не отобрали. В это время полк спешился. Присмотревшись, Назар-ака убедился, что у красноармейцев нет ни копыт, ни хвостов. Рогов тоже вроде не было видно. «Постой, да как же так?»— подумал Назар-ака. Он протер глаза и опять посмотрел. Нет, это были самые обыкновенные люди — молодые рослые парни и, видимо, очень веселые, потому что не успели они слезть с лошадей, как к Назар-ака подошел белокурый красивый казак и, хлопнув его по плечу, сказал весело: «Здорово, бабай!» Назар-ака в ужасе привскочил, думая, что его сейчас поволокут пилить деревянной пилой, но казак, улыбаясь, отошел и заговорил о чем-то с товарищами. Аскеры повели лошадей в поводу. Одна часть колонны свернула вправо, другая прошла под крышей базара, направляясь к видневшемуся вдали большому двору караван-сарая.

Но обоз задержался при переправе через сломанный мостик. Пара рослых рыжих лошадей ввалилась в арык и билась запутавшись в постромках.

Невыспавшийся писарь Терешко стоял на берегу в тени камыша, не принимая участия в спасении лошадей, и, покачивая бритой головой, повторял с осуждающим видом:

— Хуже нет, как в арыке!

Наконец дружными усилиями ездовых лошади, были вытянуты, и обоз двинулся к месту стоянки...

— Всеволод Александрович, я думаю, надо воспользоваться базарным днем и провести митинг,— предложил Бочкарев.— Видел, как здесь люди запуганы?

— Проведем. Обязательно проведем,— подхватил Лихарев.— Только знаешь что? Давай сначала помоемся. Смотри, какие мы пыльные.

Они присели на корточки над арыком, умылись и уже было собрались пойти со двора, когда к ним подошел негодующий Федин.

— Ты что, Андрей Трофимович?— тревожно спросил Бочкарев.

— Муж жену убил,— сказал Федин.

— Убил?! За что?— в один голос воскликнули Лихарев и Бочкарев.