Глаза у нее широко открылись, она побледнела, но лицо было уже не злое или обиженное, а скорее удивленное. Мы, наверное, целую минуту смотрели друг на друга. По моей спине забегали мурашки, а в животе стало холодно и пусто. Мне очень захотелось попросить у нее прощения, утешить, сказать, что ударил я почти нечаянно, потому что она сама меня довела до этого… Но я ничего не мог ни сказать, ни сделать. Я просто стоял и думал, что теперь мы с Луной настоящие враги. А мне этого очень не хотелось.
Аля, тоже ничего не говоря, вдруг повернулась, заревела и побежала. Мне хотелось броситься за ней, догнать и, может, тоже разреветься. Но ведь, что бы с тобой ни случилось, умей сдерживаться. И, когда я уже почти сдержался, ко мне подошел Чеснык и, глядя куда-то в сторону, несмело сказал:
— Олег… ты не думай… У меня такое положение…
Все, что было у меня в ту минуту на сердце, все перекипело в какую-то бешеную злобу, и я резко бросил:
— Плевать мне на твое положение!
— Ну, Олег, — уже совсем покорно сказал Чеснык, — мне деньги нужны… У меня такое положение…
— Я у тебя деньги сразу брал?
— Не-ет… по частям.
— Ну вот по частям и отдавать буду! Иди отсюда!
Чеснык потоптался возле меня и вздохнул:
— Ты какой-то бешеный… Альку побил за что-то…
Я схватил его за гимнастерку и притянул к себе:
— Если ты хоть кому-нибудь скажешь, что ты это видел… Понял?
Чеснык не сопротивлялся и не возмущался. Под его запавшими глазами залегли синие тени, нос обострился, и весь он был такой несчастный, такой загнанный, что мне даже бить его не захотелось.
Я просто оттолкнул Чесныка и уже почему-то без злости сказал:
— Иди, но смотри!..
Он горько усмехнулся:
— Что ж… промолчу. Я все время молчу… — Голос его дрогнул, и на глазах навернулись слезы. — А если бы кто-нибудь знал мое положение…
Он махнул рукой и пошел к классу. Ноги у него странно подгибались и узкие плечи были опущены.
«Наверное, отец выпорол», — подумал я, и мне еще больше стало жалко себя, Алю, Чесныка. Но я опять сдержался и пошел в класс.
Луна уже не плакала. Она сидела на своей парте, рядом с Чесныком, и не смотрела на меня. Моя соседка, Надька Сердюкова, ехидно прошипела:
— Альку кто-то побил, а ты и заступиться не можешь…
— А хочешь, и тебя побью? — предложил я, и Надька испуганно отодвинулась на самый краешек парты.
На последнем уроке я сидел как на иголках — хотелось поскорее выйти из школы, догнать Алю в переулке и все по-честному рассказать ей. Мне же не хочется ссориться с ней! Никак не хочется! Все-таки она лучше всех девчонок из нашего класса.
Однако бежать в переулок не пришлось. В класс пришел высокий рыжеватый старшеклассник и сказал, что его зовут Аркадием и что комитет комсомола назначил его пионервожатым. Поэтому сразу после уроков начался пионерский сбор. Аркадий сообщил, что он любит коньки и вообще всякий спорт. Тогда мы предложили организовать хоккейную команду. Девчонки, правда, говорили, что лучше заняться фигурным катанием — это красиво, но мы все равно их перекричали и решили организовать команду. Потом надумали сходить на экскурсию на металлургический завод.
— Это, понимаете, ребята, очень важно, — сказал Аркадий. — Проходит настоящая политехнизация школ, а наша пионерская организация как-то в стороне от этого дела. Вот мы и начнем.
И мы решили, что начнем.
Потом просто разговаривали, и Аркадий рассказал, как они работали в колхозе. Оказывается, они убирали картошку. Им и норму давали, и соревнование они организовывали, и даже зарабатывали понемногу. Это, честное слово, просто интересно. Вожатый сказал, что и мы, когда будем в восьмом классе, тоже поедем на картошку или еще куда-нибудь.
— Там, ребята, здорово! — восхищался Аркадий. — Никто над тобой не стоит, не командует. Живем прямо по хатам, у колхозников. Поработаем — танцы организуем, песни. А красота какая! Воздух! Я на будущий год ружье с собой возьму и поохочусь: дичи там уйма!
Сбор уже кончился, а мы все еще торчали возле Аркадия, который рассказывал о своем колхозном житье.
Так я и не заметил, как ушла Аля…
Глава 20. Мы покатились вниз
Несколько дней Луна гордо проходила мимо меня и не замечала, как я нарочно, назло, чтобы только она увидела, баловался и кричал. Она просто не смотрела на меня. Даже Юра Грабин заметил это и спросил:
— Что случилось?
— Не твое дело! — обрезал было я, но у Юры так смешно, обиженно и удивленно надулись губы, что я сейчас же поправился: — Ну, сам посуди, откуда я знаю! То придиралась, придиралась, а тут вдруг молчит.
— Да… — сочувственно покачал головой Юрка. — Дела, оказывается, серьезные.
Но почему они серьезные, не сказал. И я тоже не успел спросить, потому что нужно было идти в слесарную мастерскую. Но вместо работы Петр Семенович потребовал записывать в тетради не только сведения об инструменте и сверлильном станке, но и металловедение. А рассказывал он о железе и стали. Мы начали сердиться — не успеваем записывать, а он весело ответил:
Александр Амелин , Андрей Александрович Келейников , Илья Валерьевич Мельников , Лев Петрович Голосницкий , Николай Александрович Петров
Биографии и Мемуары / Биология, биофизика, биохимия / Самосовершенствование / Эзотерика, эзотерическая литература / Биология / Образование и наука / Документальное