Солнце над школой

— Как выяснилось, многие из вас мечтают стать студентами. Вот и приучайтесь к записыванию лекций. А чего не поняли — вот список литературы. Возьмите в библиотеке книги и учите. Мне же времени отпустили очень мало, и потому приходится торопиться.

Говорил он весело, но, видно, сердился: не забыл разговора на прошлых уроках. Да и мы его тоже не забыли.

В разгар записи Юра вдруг спросил:

— Петр Семенович, а кем лучше быть — слесарем или кузнецом?

Инструктор отложил свои конспекты и обиженно сказал:

— Понятно… Видно, Иван Харитонович провел с вами работку. Ну что ж. Я вам отвечу. Кузнец — очень почетная и интересная профессия. Но я хочу задать вам один вопрос: о тульском Левше вы слыхали?

Большинство, конечно, слыхало — и по радио и просто читало.

— Так вот и скажите мне, кто же был этот Левша — кузнец или слесарь?

Вначале стало даже смешно. Ведь ясно же сказано: Левша подковал заморскую блоху. Значит, он и его товарищ были ко́вали, то есть кузнецы.

— А вот и нет! — уже опять весело возразил инструктор. — Вспомните, что мастера заперлись в избе и даже ставни закрыли, чтобы никто их не видел. В избе! А не в кузне. Значит, горна у них не было. Станков у них тоже никаких не было. А подковы они все-таки точили. А Левша даже винты выточил и на них написал свое имя. Значит, все мастера были слесарями, потому что слесарь все может сделать. Вот ведь какое дело, ребята! И еще я хочу вам сказать: слесарная работа, конечно, невидная. Но там, где есть любая машина, хотя бы даже примус, — без слесаря не обойтись. Никак!.. А пока — за работу!

Он спрятал свои конспекты, облегченно вздохнул и роздал нам инструментальные марки. По этим маркам — алюминиевым кружочкам с номером посредине — мы получили инструменты: напильники, молотки, зубила, и работа закипела.

Когда кончили опиловку железных кусочков, Петр Семенович научил нас размечать эти заготовки, и я одним из первых сдал напильники и получил патрон, сверло и ручные тисочки. В тисочки я зажал пластинку, в патрон — сверло и пошел к сверлильному станку. Петр Семенович вроде и не смотрел на меня и все-таки спросил:

— Ты что, умеешь сверлить?

Мне казалось это очень простым делом, и я твердо ответил:

— Немного…

— Ну что ж, поучимся.

Инструктор собрал ребят и предложил посмотреть, как я буду действовать. Мне сразу стало не по себе, но я все-таки вспомнил все, что он рассказывал о сверлильном станке, разыскал шпиндель, вставил в него патрон со сверлом и ручкой, попробовал, как поднимается и опускается этот самый шпиндель. Все было в порядке. Тогда я включил станок и осторожно опустил сверло на пластинку. Только нажал на рукоятку, а сверло и поползло по пластинке, оставляя за собой блестящую волнистую линию. Я и так и сяк — ничего не выходит: сверло ни за что не хочет вгрызаться в металл. Но никто из ребят даже не улыбнулся — все понимали, что такая история может случиться с каждым.

— Это получается потому, — сказал Петр Семенович, — что Громов забыл проделать одну операцию — кернение.

Он взял пластинку, вынул из кармана инструмент, похожий на толстый гвоздь, поставил его как раз посредине начерченного чертилкой отверстия и ударил по инструменту молотком. На металле осталась маленькая, как точка, впадинка.

— Вот теперь сверли.

Я опустил сверло как раз на точку и нажал на ручку. Сразу взвился дымок, запахло, как в кузне, жженым железом, и из сверла полезла стружка. Это было очень приятно, и я жал все сильнее и сильнее… Петр Семенович не мешал. Вдруг — крак! Тиски вырвались из рук, а сверло переломилось.

— А знаете, почему так случилось? — спросил неумолимый Петр Семенович. — Потому что Громов не знал, что сверлить нужно на дощечке и нажимать на сверло постепенно. Кроме того, он забыл охлаждать инструмент водой.

Мне было стыдно, я очень жалел о сломанном сверле и думал, что на этот раз ребята будут обязательно смеяться надо мной. Но все молчали. Один Петр Семенович был по-прежнему весел:

— Не было бы счастья, так несчастье помогло! Пойдемте к точилу. Я покажу, как затачивать сверла.

Он включил рубильник, и круглый ноздреватый камень завертелся и завыл. Петр Семенович прижал к его боку сверло, и нам на ноги брызнул целый сноп искр. Вспомнив кузницу, мы шарахнулись по сторонам.

Инструктор рассмеялся:

— В кузне обожглись на молоке, а здесь на воду дуете! Смотрите.

Он подставил под огненный сноп свою большую темную руку. Искры беспомощно гасли в ней. Аля тоже протянула было свою руку, но Петр Семенович предупредил:

— Бросьте, ребята! Это не игрушка. — Он кончил точить и, передавая мне патрон со сверлом, сказал: — А за то, что Громов один из первых кончил задание и не побоялся новой машины, ставлю ему первую отметку.

Он выписал в воздухе огромную пятерку и поставил возле нее точку. Я смутился и, наверное, покраснел. Вообще такая дурацкая, девчачья привычка: как чуть что — так и краснею.

Только я опять встал к сверлильному станку, как ко мне подошла Аля и тихонько — рядом стояли ребята — шепнула:

— Это ты тоже считаешь по-товарищески?

— А что? — страшно удивился я и бросил работу: нужно было разобраться, чего она хочет.