Мы обмывали мою первую в жизни крупную покупку — телевизор «Sony» с встроенным видеомагнитофоном, тридцать семь сантиметров по диагонали. Оставленный нами, он сейчас в одиночестве светился экраном в комнате, бубнил там что-то то мужским, то женским голосом, а до того его черно-пластмассовая глазастая глыба в течение нескольких часов была объектом нашего самого пристального внимания и опеки: сначала мы его выбрали в одном из торговых павильонов бывшей Выставки народных достижений из десятков других, потом Николай с Юрой тащили картонную коробку по беспредельной территории выставки к выходу, всовывали коробку на заднее сиденье пойманной частной «Волги», высвобождали нежное создание из пенопластовых объятий упаковки, искали ему место, настраивали, проверяли видеосистему. Обмыв был припасен мною заранее, и Николай с Юрой, узрев восставшую на кухонном столе возбужденным фаллосом бутылку «Рояля», с соответствующим виду бутылки возбуждением по очереди похлопали меня по плечам: «О, понимаешь дело! Хоть и молодой, а мыслишь верно!». Они оба были старше меня, Николай особенно, да и Юра едва не на десяток лет, и то, что они, как говорили у нас в Клинцах, водились со мной, мне льстило. Я даже с трудом удерживал себя, чтобы не приложиться за компанию к «Роялю» — несмотря на то, что моей благожелательницей с Сухаревской площади было мне запрещено прикасаться к спиртному по меньшей мере еще неделю, чтобы не спровоцировать рецидива. За компанию хотелось нестерпимо.
То, что я пренебрегаю компанией, Николай с Юрой заметили уже на второй рюмке.
— Ты что это, Сань? — удивился Юра. У него были красивые длинные русые волосы, собранные сзади в косичку, и, когда испытывал какие-то сильные чувства, он закидывал руку за голову и брался за косичку у корня, будто сдерживал себя, не позволяя этим чувствам полностью захватить над собой власть. Так же он сделал и сейчас. — Во даешь! Угощаешь, а сам как король на именинах! Ты что?
О, это знатнейшее правило русского застолья: пить самому и не позволить остаться трезвым соседу! В каком другом случае за компанию — как угодно, но в этом — удавиться нужно непременно. И что мне было сказать в свое оправдание?
— Да-а, — протянул я как можно небрежней, — отболел только что.
— Триппером, что ли? — тут же, со своей обычной иронической усмешкой, раскуривая сигарету, спросил Николай — будто и впрямь все обо всех знал.
— Ну, — подтверждающе сказал я.
— Впервые? — спросил Юра. — Бляди. Сплошные бляди кругом. Спят с кем ни попадя. Ни с одной без презерватива нельзя. Хрен-те что. Сами болеют, нас заражают. Мы — ладно, у нас простатит, а они же потом рожать не могут! Еще СПИД сейчас этот. А мне с презервативом — все равно что онанизм тот же самый.
— Ну, и занимайся онанизмом, — сказал Николай, выпуская дым углом рта.
— Иди ты! — отозвался Юра. — Бордели нужны. Сам будто ничем ни разу.
Николай выставил указательный палец.
— Раз. Мне достаточно. Больше не хочу. Тебе еще сколько, долго еще по сухому закону жить? — спросил он меня.
— Неделю, — сказал я. Чувство счастливого облегчения владело мной. Я признавался в своей стыдной болезни — как прыгал в серную кислоту, а оказывается, я был тут не просто не одинок, а наоборот, в хорошей компании!
— Ну, неделю — это уже божеский срок, дотерпишь, — заключил Юра. — А нам с Колей как раз тут на двоих, — щелкнул он ногтем по бутылке «Рояля». Да, Коля?
— Львиные у тебя какие аппетиты. — Николай взял бутылку «Рояля», налил Юре, налил себе. В Юрину рюмку половину, в свою треть. Взял бутылку минеральной воды и долил мгновенно помутневшие рюмки доверху. — Литр спирта, куда в тебя?
— А почему ты себя обделяешь? — Юра заметил, что Николай плеснул спирта в свою рюмку меньше.
— Силы рассчитываю, — сказал Николай. — Это вам завтра кверху брюхом хоть до полудня, а мне в семь утра — как штык на трудовой вахте у окуляра стоять.
— Бедняга. Это ты тот несчастный, которому завтра демонстрации освещать. — Теперь ирония прозвучала и в голосе Юры.
— Нет, мне завтра на съемку художественного фильма. Называется «Первое мая свободной России».
Я сидел с ними, потягивая минералку, и плыл не меньше, чем если бы пил не минералку, а «Рояль». Так мне было хорошо. О, как мне кайфово было сидеть с ними! И все не оставлявшая меня до конца Ира была теперь в такой дали будто видел ее в перевернутый бинокль. Я еще мог видеть, что там в дали это она, еще узнавал ее, но лица ее уже не различал.
— Ты говорил, ты сочиняешь. Сбацаешь, может? — неожиданно предложил мне Юра.
Предложение было не только неожиданное, но и опасное. Одно дело греметь по клавишам перед людьми, чье мнение тебе не особо, а то и немало не интересно, и совсем другое — играть профессионалу.
Но мне было так хорошо, что я, понимая все это, ни мгновения не раздумывая, согласился. И только счел необходимым предупредить насчет инструмента:
— Фоно не мое. За строй не отвечаю.