Солнце сияло

Мы с Юрой вернулись ко мне в берлогу, и, наливая себе «Рояля», он расхохотался. Он так хохотал, что упал грудью на стол.

— Видишь, что говорит, какая у тебя музыка опьяняющая? Комплимент!

— Да, мы с «Роялем» — величайшие российские композиторы современности, — нашелся я с ответом.

— Да уж, рояль у тебя сегодня был что надо, — скаламбурил Юра. — Что-то в твоей манере есть, знаешь, похожее на Бочара. Ты играл, а я все думал, кого ты мне напоминаешь, вот дошло сейчас: Бочара. Знаешь Бочара, слыхал?

Видимо, всякому мало-мальски музыкально образованному человеку полагалось Бочара знать.

— К сожалению… Как-то так… не довелось, — пробормотал я в смущении.

— Дело исправимое. — Юра сидел, взяв рюмку наизготовку, как стрелок с пальцем на курке перед выстрелом по мишени. — Познакомлю. Тебе вообще надо входить в тусню. Тусня разогревает.

Голова его запрокинулась назад, кадык поршнем сходил вверх-вниз, и я снова увидел Юрино лицо. Пил он, следовало отметить, лихо. Пил — и как в бездну.

— В какую тусню мне надо входить? — спросил я Юру.

— В музыкальную, в какую, — сказал он, жуя. — Зачем тебе журналистикой заниматься? Музыкой тебе нужно! Синтезатором обзаводиться. «Коргом Тритоном», например. Набил на нем все партии, скинул на дискету — всегда есть возможность предъявить для знакомства. А сейчас на Западе уже программы для компьютера есть, коммутируешься с ним — он тебе сам нотную запись выдает!

— А музыку он сам еще не сочиняет?

— Еще нет.

— Ну вот пусть начнет, — сказал я.

Юра, продолжая жевать (он лихо пил, но и знатно закусывал), перекривил лицо в гримасе глубочайшего разочарования.

— «Так» рифмуется с «мудак», я тебе сказал? Ты что со своим добром собираешься делать? Солить? Сейчас передел площадки идет, и свободные места еще есть. А скоро их не останется. Все занято завтра будет, с автоматом пробиваться придется.

— Не располагаем автоматом. Сдан при демобилизации вместе с противогазом.

Не знаю почему — вот уж на этот раз я точно не знал почему, — но мне не хотелось обсуждать с ним мои музсочинения с такой практической точки зрения. Я не получал от этого кайфа. Не говоря о том, что место на «площадке» меня не колыхало.

Гримаса глубочайшего разочарования на Юрином лице, которой он хотел пригвоздить меня к позорному столбу, сменилась выражением сострадания.

— Смотри! — сказал он. — Но с Бочаром тебе в любом случае будет не грех познакомиться.

— Да чего, с удовольствием, — отозвался я.

Что было больше, чем правдой. Я тогда получал от каждого нового знакомства такой кайф — моя бы воля, я тем лишь и занимался, что знакомился и знакомился.

За окном была полная темь, по часам — метро уже не работало.

— Что, оставишь меня у себя? — спросил Юра. — Найдется, на чем лечь?

— О чем разговор, граф! — Юрино решение остаться, как я чувствовал, свидетельствовало, что он по-настоящему расположен ко мне и я обрел в его лице не просто доброго знакомого, а друга.

Назавтра, поднявшись, мы прежде всего включили телевизор. Утро было уже весьма не раннее, и на экране появились плывущие по улицам подобно сошедшему с гор селю демонстрирующие толпы.

— О, Николя уже пашет! — указывая на экран, сказал Юра, называя Николая почему-то на французский манер. В голосе его слышалось откровенное довольство, что ему самому нет никакой нужды в такую пору, когда можно только продрать глаза, мерзнуть на улице.

— Отличная какая картинка! — восхитился я, указывая на экран, изображение бурлящей толпы на котором было так сочно по краскам, ярко-празднично, как в реальной жизни эта толпа не выглядела.

— Ну так «Сонька» же, — отозвался Юра с такой интонацией, словно имел к этой японской корпорации, что произвела мой телевизор, самое прямое и непосредственное отношение.

— Низкопоклонствуем перед Западом, граф, — сказал я.

— Какой это Запад. Напротив, Восток. А насчет низкопоклонства… — Юра, похоже, придал моим словам некий особый смысл. — Америка, знаешь, какая страна? Нам и не снилось.

— А ты откуда знаешь какая? — спросил я.

— Собственным опытом. Я там жил. Полтора года. И не где-нибудь, а в Сан-Франциско. А то бы я говорил, если б не знал!

— Ну так жил-жил, а вернулся же обратно?

— Век бы не возвращался! — Юра взялся за косичку обеими руками и, потянув ее вниз, высоко вверх взодрал себе подбородок. — Зацепиться не получилось. Туда-сюда, тырк-пырк, какой-нибудь десятой пристяжной в чужую упряжку — вот только так. Пришлось салазки назад заворачивать. А так-то мне по кайфу, как там. Отношения между людьми там совсем другие. Кто к этим отношениям не способен — вали, конечно, без слов и не вякай. А у меня с этим никаких проблем. Зацепиться не получилось!

— Что ты имеешь в виду под другими отношениями? — перебил я Юру.

— А то, как они понимают свое место в жизни. Шуруй свое дело, твое дело — твоя крепость, а все остальное — на этот шампур. Такой вот шашлык.

— Что, это нормально, — отозвался я через некоторую паузу, которая понадобилась мне, чтобы осознать цветистую Юрину метафору. — Очень даже верно и хорошо.