Солнце сияло

Пропуск на проходной благополучно дожидался меня. Но на требование охранников сообщить название фирмы, куда иду, я смог только назвать номер комнаты, и они вынуждены были перебрать листки пропусков в нескольких картонных коробках, стоявших на столе перед ними. Продюсерская компания «Видео-центр», сказал охранник, вытаскивая из очередной коробки листок с моим именем.

«Видео-центр», «Видео-центр», крутил я в голове название фирмы, поднимаясь по лестнице заводоуправления. Название было мне знакомо. Если охранники ничего не напутали, я шел в одну из крупнейших компаний, занимавшихся производством рекламы. Но какое отношение имел к ней Фамусов, состоя на государственной службе?

Я тогда еще не мог себе и представить, что, состоя на государственной службе, можно иметь к частному бизнесу самое непосредственное отношение.

Как не мог представить и того, что офис, в котором меня принял Фамусов, был лишь одним из офисов компании. И в каждом был у него кабинет. И приемная перед кабинетом. И секретарша в приемной. И всякие там диваны, кресла, столы, стеллажи, компьютеры, факсы, принтеры, ксероксы. И все это в каждом, в каждом.

– Добрался наконец, – сказал Фамусов, пожимая мне руку. – Кофе нам. Только не растворимый, а настоящий, эспрессо, – бросил он стоявшей в дверях секретарше. И вновь обратился ко мне. – Долго как добирался. Что, такси нельзя было взять? Мне уходить пора, люди ждут, а я тебя сижу жду!

Любопытная вещь, я это отметил сразу, еще он только мне позвонил: на встрече Нового года он обращался ко мне исключительно на вы. Даже с некоторой подчеркнутостью. А сейчас на ты, и с такой твердостью, что ясно было: это не случайно, наоборот – очень даже осознанно. Как бы тогда и теперь я был для него в разных качествах, и к тому, каким я был для него сейчас, обращаться на вы было излишней роскошью.

Однако же признаваться, что на такси у меня элементарно нет денег, похавать бы три раза в день – вот мои возможности, признаваться в этом мне не хотелось.

– На такси и ехал, – с фарисейской постностью сказал я. – Но пробки! Черт знает что. Столько машин стало в Москве.

– Да, это да! – с удовольствием единомыслия согласился Фамусов. – Черт знает что. Иногда думаешь: хоть на метро езди.

– А мы не думаем, мы на метро и ездим, – в противоречие со своими предыдущими словами продолжил я.

Настроение удовольствия, разлившееся было по лицу Фамусова, истаяло с него. Моя шуточка пришлась ему не по душе. Он помолчал, глядя на меня взглядом бездушного высокогорного валуна, и усмехнулся:

– Ох, Саша! Гляди, передумаю.

– Что передумаете?

– Садись, – махнул он рукой на кресло – дикообразный черный гиппопотамище, сработанный под три таких седалища, как мое. – Давай вот что, – сказал он, устраиваясь на другом гиппопотаме. – Без выгибонов. Хочешь с выгибонами – я не люблю. Тогда, значит, встаем – и ножками. А на это предложение, что я хотел тебе сделать, у меня очередь – последний за горизонтом.

– Я весь внимание, – сообщил я Фамусову. Спина моя была прямей стрелы в полете, руки на коленях – демонстративная поза пай-мальчика.

Фамусов поморщился. Но стерпел.

– Что такое клип, представляешь? – спросил он. – Музыкальный, в смысле.

Очень было бы странно, если б я не представлял. Два бы года назад – другое дело, а теперь по всем каналам шло столько этой нарезки – мудрено не представлять.

– Естественно, – сказал я.

– Вот в связи с этим у меня к тебе и предложение.

Дверь распахнулась, и секретарша вкатила сервировочный столик. Я невольно перевел взгляд на нее и стал следить за ее потрясающе бесшумным приближением к нам. Как это у нее и получалось. Не секретарша, а прямо ангел во плоти.

– Не отвлекайся, смотри на меня и слушай, – не повышая голоса, приказал Фамусов. – Ты здесь для дела, делом и занимайся. Ты человек музыкальный, как я мог убедиться, – это раз.

Секретарша подкатила к нам, перегружала содержимое сервировочного столика на стол перед нами, он, не обращая на нее внимания, словно ее и не было, словно кофе и в самом деле подал ему некий ангел, только не во плоти, а незримый, взял чашку, держал у рта, отпивал и говорил:

– Человек музыкальный, что существенно, – это раз. Кроме того, я видел пару твоих эфиров. И обратил внимание, как ты монтируешь. Это два.