Соло

В кабинете Перовой, который я тоже несколько раз посещала во время обучения, особо сильно ничего не изменилось. Хотя и был свежий и современный ремонт, радующий глаз. Неизменной осталась атмосфера. Этой педантичной аккуратности, упорядоченности, симметричности, где каждая вещь на своем месте, все предметы по полочкам, а на них и по цветам. Перешагивая порог директора вновь, но впервые за более чем десять лет, у меня в голове всплыла квартира Жанны, где я была сегодня утром, и внезапно перед внутренним взором предстала книга, задвинутая в подростковости на дальнюю полку как недочитанная и непонятная, а сейчас она раскрылась вновь, и в ней было только одно слово: «стерильность». Вот что тогда невыразимо и непонятно отталкивало меня и моих сверстников и очаровывало многих родителей в бессменном директоре лицея, крайне ответственном и деятельном руководителе Перовой Аделаиде Александровне. Выглядящей безупречно что тогда, что сейчас в свои немолодые года. Безупречный макияж, безупречно отглаженный брючный костюм, безупречная укладка и маникюр. Всё в ней было так, как и в ее кабинете — идеально в порядке.

Забавно, что картинка сложилась именно сегодня, — промелькнула мысль, едва не заставив губы растянуться в досадной усмешке, когда я кратко оглядела ряд стульев, один из которых рядом со мной выдвигала Абрамова. Все стулья на равном расстоянии друг от друга, и мне казалось, что даже если линейкой воспользоваться, то ни на миллиметр отличия не будет. Нигде.

Перова, взглянув на Катю в моем блейзере, сидящую рядом со мной, задала вполне очевидный вопрос безупречно поставленным голосом.

— Екатерина Васильевна Абрамова, — представилась Катя, извлекая из кармана корочки, чтобы на пару секунд в развёрнутом виде продемонстрировать удостоверение директору, нисколько не замявшейся и ровно посмотревшей на меня, начав:

— Мы не…

— Все в порядке, — негромко произнесла Катя, — я родственница и сейчас не при исполнении. — Она убрала удостоверение, ровно сообщив, — но превентивные меры не лишни.

Перова просто кивнула, доброжелательно сухо, будто на автомате, улыбнувшись. Мне показалось, что я сижу на берегу болота. Вроде так красиво, а не живо и равнодушно засасывает, если наступить.

Макс вошел в кабинет несколько минут спустя, после предупреждения шустрого секретаря, успевшего подать нам с Катей чай.

Брат сел напротив меня, приветственно кивнув спокойно улыбнувшейся мне и Абрамовой, но никак не выдав удивления ею присутствию. Перевел взгляд на Перову, слегка опустившую подбородок и глядящую на него немного поверх стекол очков. Она была прекрасным учителем, действительно понятно и доступно преподавала алгебру и геометрию. У нее была хорошо поставлена речь, твердый характер и когда дело не касалось публичных мероприятий, она предпочитала говорить кратко и по существу. Перова перевела взгляд на меня и сообщила:

— Сегодня во время обеда у Максима произошел конфликт с одноклассником, Платоном Потаповым. Максим толкнул Платона, а когда тот упал, то Максим плюнул в него. Ваш брат уже достаточно взрослый молодой человек, чтобы понимать, что любую ссору можно и нужно разрешать не применяя физическое насилие, и тем более не прибегая к методам публичного унижения личности, ее чести и достоинства.

Неожиданно. Неприятно. Но должна быть причина.

Я посмотрела на исполненного покоя Макса, не возражающего, не протестующего, вообще никак не отреагировавшего, и спросила у него:

— Это правда? — Он посмотрел на меня и кивнул. — Почему ты это сделал?

— В девятый класс пришла новенькая. Мы были в столовой. Она взяла поднос и шла к столу. Потапов подошел к ней и расстегнул молнию блузки. Все засмеялись, она растерялась и стояла с подносом. Я и Антон встали из-за стола и подошли к нему. Я толкнул его, Антон подставил ему подножку и он упал, потом я в него плюнул.

Стерильность опасна тем, что избавляется не только от грязи, она по сути своей бездушна, а природа не терпит пустоты, особенно там где все становится размытым, обезличенным. Честность может быть груба в методах, может быть даже уродлива лицом, но безликой она точно не бывает.

— Почему ты не ударил Платона? — спросила, глядя в такие похожие глаза. Если что и вызвало у меня недовольство, то только это.

— Извините, но… — голос Перовой приобрел нотку давящей твердости, однако мой брат был воспитан так, что на заданный вопрос нужно давать ответ, поэтому он фактически тут же откровенно признал:

— Я хотел, но Антон подставил ему подножку. Потапов знал, что я его ударю, поэтому он не вставал. Из-за этого я в него плюнул.

— У вас есть еще вопросы? — Повернула лицо к Перовой, с тенью неудовольствия в холодных глазах глядящей на меня. Она поправила очки и без того сидящие ровно. Жест-адаптор. Я пристально смотрела на нее, не моргая. Пауза ожидаемо немного затянулась, но прервала ее она бесстрастным тоном:

— Екатерина, вы должны понимать, что подобное не просто неприемлемо…

Перебила без эмоций: