Сон и Пепел

После встречи с ревенантом в ту ночь у озера Спокойствия я проснулась у врачевателя. К тому времени молодые даэвы закончили обучение и отправились по домам. А я узнала, что несколько дней находилась без сознания.

Я пришла бы в себя раньше, но меня намеренно поили снотворным для скорейшего выздоровления. После пробуждения я еще два дня провела на больничной койке. За это время ко мне пару раз заходили наставники, задавая много вопросов, а я отвечала, не утаивая ничего.

Мне казалось, что поначалу от меня ожидали какой-то реакции – эмоционального срыва, обвинений, плача, а вовсе не сухого рассказа. Пережитое ведь должно было оставить след.

– Вы не впервые сталкиваетесь с порождением тьмы? – под конец первого дня спросила одна из дэв, облаченная в темные одежды, с острыми чертами лица, не хищными, но строгими. На ее щеке алела тонкая полоска шрама, который ничуть не уродовал женщину, а выдавал в ней опытного воина.

«Интересно, сколько у нее звезд?» – думала я тогда.

Звезды на ключицах – это знаки заслуг, знаний и силы. Хотя весьма иронично, что демонстрировать их не принято.

Женщина молчала все два часа, и в тот момент я впервые услышала ее голос, решив, что он созвучен ее внешности – сухой, немного командный.

– Не впервые. Это случилось в детстве, прежде чем меня приняла семья Сорель, – ответила я, не вдаваясь в подробности.

Дэва больше не задавала вопросов, впрочем, и у остальных их стало меньше. Я же выдохнула, понимая, что дальше ничего не придется рассказывать. Те воспоминания не хотелось вновь тревожить.

Второй день выдался донельзя спокойным и позволил все хорошенько обдумать. По беседам наставников я поняла, что меня принесли к врачевателю сразу же после столкновения с ревенантом, а Люций Моран без попыток увильнуть взял вину на себя. Юношу ждало наказание по возвращении в родной орден.

Но больше всего случившееся повлияло на Фредерика. Брат отказался покидать лагерь без меня и после ухода наставников часто кружил по комнате, проклиная поборников тьмы. Мое же умиротворение выводило его из себя настолько, что порой он молча выскакивал наружу. На тот момент мне еще никогда не приходилось видеть его настолько злым. Но и эта злость казалась мне понятной.

В те дни я постоянно прокручивала в памяти злополучную ночь.

Ревенант. Лес. Коэн, застывший у кромки леса. И див, не вызывающий у меня абсолютно никаких теплых чувств, но которому хватило смелости вступить в схватку. Всего несколько секунд. Подобная решимость и отвага в шестнадцать лет редки. Теперь, спустя столько лет, я еще четче это осознавала.

Мне потребовалось больше времени, чтобы взять себя в руки.

Когда врачеватели убедились, что со мной все в порядке, мы с братом отправились домой. И на целых два года я практически забыла о существовании Люция Морана, ведь див так и не приехал в лагерь у озера Спокойствия на следующий год.

Не сказать, что я совсем не вспоминала о нем. Его отсутствие вызвало у меня легкую растерянность. Потом я долго думала о причине подобных чувств, а когда разобралась, то растерялась еще больше. Тот первый год совместного обучения остался ярким пятном в моей жизни.

Но несмотря на это, мое мнение о Моране не изменилось, и я совершенно не желала встречаться с ним вновь.

– Ты меня проигнорировала, – произнес Люций, возвращая меня к реальности.

– Я была удивлена, – призналась я честно, вспоминая, как смутилась тогда. Впервые встретившись с дивом спустя два года, я даже не сразу его узнала. Мы разминулись на главной дороге, у входа на территорию. И уже после, под башнями Академии столкнулись вновь.

– Неужели? – Люций довольно заулыбался.

– Я… – задумчиво протянула я, пытаясь определить точный характер своих чувств в ту встречу. – Я не предполагала, что ты в первый же день станешь звать меня через весь двор.

– Ну, мы же были друзьями. Как я мог не поприветствовать своего горячо любимого друга?

– Мы ими не были, – оборвала его я – быстро, твердо, без тени сомнений.

– Как же? В бою вместе побывали, считай сроднились, – заявил Люций и, подняв взгляд к потолку, продолжил: – По крайней мере, раньше я считал так.

– У меня уже есть брат. Второго не надо.

Моран вдруг рассмеялся – негромко, но очень искренне. Ему правда стало смешно.

Я же нахмурилась, не понимая причины его веселья.

– Ладно, оставим пока вопрос с друзьями. Но где это принято уходить, когда тебя зовут? – вдруг возмутился див.

– Ты вел себя слишком бесцеремонно. Светлые ходили со светлыми, теневые с теневыми, а учитывая происшествие в лагере и общее наказание, я никак не рассчитывала, что ты поднимешь такой шум. Куда логичнее было бы, если бы ты притворился, что меня не знаешь. Обычно все в подобных ситуациях так и поступают. – Я вздохнула и тихо добавила: – Люций, ты заставляешь меня разговаривать слишком много.

– Странно слушать о нормах поведения от той, кто сама в них плохо смыслит, – заметил он и в чем-то был прав.

Моран все еще улыбался, серые глаза были как никогда светлы. Ладонь дива лежала на столе, а указательный и безымянный пальцы попеременно поднимались и опускались на его поверхность.