Соперница королевы

Пенелопа написала очередное послание сегодня утром, едва пришла весть об освобождении Эссекса: он по-прежнему отлучен от двора, отстранен от всех должностей, зато свободен и окружен родными и близкими. Блаунту нет нужды спешить с войском в Лондон, вызволять ее брата и расправляться с его врагами. Вот и хорошо, ибо он еще не получил от короля Шотландии явной поддержки, а без нее затея слишком рискованна. К счастью, в отличие от Эссекса, Блаунт не склонен к необдуманным поступкам. В послании королю Якову они особо подчеркнули, что ставят целью не свержение Елизаветы, а устранение злых сил, оказывающих на нее пагубное влияние. Пенелопа рассеянно касается черного шнурка, на котором висит кошель с письмами, представляет, как гонец что есть сил мчится к Блаунту.

– Сестрица! – Эссекс отрывает ее от размышлений. – Ты витаешь в облаках. Споешь нам? – Кто-то сует ей лютню. Пенелопа усаживается у камина, просит Лиззи Вернон подпеть вторым голосом. Они запевают веселую песню, однако все ее мысли о Блаунте, терпящем лишения в дикой Ирландии. Неужели жестокая судьба уготовила ей схоронить обоих возлюбленных на поле брани?

В зал, хромая, входит измученный подагрой Энтони Бэкон, с тяжелым вздохом падает в кресло. Ему приносят скамеечку для ног. Он подзывает к себе Эссекса, что-то негромко говорит (слова не разобрать из-за музыки), достает из кармана лист бумаги. Эссекс пробегает его глазами, объявляет, что ему нужно поговорить наедине, и кивает Ноллису и Саутгемптону, приглашая остаться.

Гости начинают покидать зал. Эссекс удерживает Пенелопу за локоть:

– Не уходи, сестра. Ты мне нужна.

Летиция возмущенно фыркает, берет под руки Фрэнсис и Доротею и с обиженным видом направляется к выходу.

– Вижу, ты больше не ценишь советов матери.

Как только все уходят, оставшиеся собираются вокруг Энтони Бэкона, повернувшись спиной к стражникам. Пенелопа продолжает перебирать струны, чтобы заглушить разговор.

– В чем дело? – спрашивает Ноллис.

– Этот документ опубликован и передается из рук в руки. – Бэкон разглаживает на коленях листок.

До Пенелопы доносятся обрывки фраз: «общие враги», «орудие зла», «втереться в доверие» – ее собственные слова. Написанное ею послание Елизавете вышло в печати.

– Королева знает? – спрашивает она, через силу продолжая наигрывать на лютне.

– Боюсь, что так. Это письмо принес мой брат, – отвечает Энтони.

– Твоему брату нельзя доверять, раз он участвует в суде над Эссексом, – твердо говорит Пенелопа. Удивительно, насколько разными могут быть родные братья. Энтони всей душой предан семье Деверо, а Фрэнсис – скользкий, как ил на дне пруда. Отвлекшись, она сбивается с ритма и опускает лютню на колени.

– Сукин сын! – восклицает Саутгемптон, привлекая внимание стражников.

– Я недавно видел его при дворе у покоев Сесила, – добавляет дядя Ноллис.

– Нет! Фрэнсис Бэкон мне верен, – возражает Эссекс. – Я в нем не сомневаюсь. Он вынужден якшаться с Сесилом, это его долг как советника королевы.

– Боюсь, вы ошибаетесь, милорд, – произносит Энтони. – Мой брат сменил флаг, однако мы сможем обратить его предательство нам на пользу.

Эссекс, подавленный, что-то бормочет себе под нос. Снаружи доносятся выкрики: «Эс-секс! Эс-секс! Эс-секс!»

– Прежде чем думать о моем брате, должен предупредить, миледи, что Сесил поручил лорду Бакхерсту допросить вас касательно этой бумаги. – Энтони хлопает по листку. – А это тоже вам. – Он достает письмо за королевской печатью. Пенелопа поспешно открывает его, роняя куски красного воска на пол.

«Эс-секс! Эс-секс! ЭС-СЕКС!»

– Мне предписано оставаться дома до последующего уведомления. – Она беспечно рвет письмо. Обрывки падают на пол, точно яблоневые лепестки. – Хорошо, что у меня много разных домов. – Ее смех, словно звон одинокой струны, пронзает повисшую тишину. Пенелопа оглядывается. Саутгемптон в ужасе прикрыл рот рукой, лоб Энтони прорезали глубокие морщины, Ноллис смотрит на руки, Эссекс отводит взгляд. – Взбодритесь! Бакхерст мне не соперник. Весной я уже отвечала на его вопросы касательно письма. Он утверждал, будто я совершила «дерзкий, неприличный, бесстыдный поступок», а я возразила, что это был чистосердечный порыв и проявление любви к моей обожаемой королеве. – Ее смех снова остается без ответа. – В конце концов ему пришлось со мной согласиться.

– На сей раз все иначе, моя дорогая, – говорит Ноллис. – Они будут пытаться доказать, что ты опубликовала письмо, дабы возбудить мятеж. Это может привести к… более серьезным обвинениям. – Он явно избегает слова «измена».

«ЭС-СЕКС! ЭС-СЕКС! ЭС-СЕКС!»