Соперница королевы

Граф вскидывает голову, словно необъезженный жеребец. Сесил замечает в его взгляде страх. Удивительно, ведь храбрость Эссекса, казалось бы, не знает пределов.

– Я вернусь, не сомневайтесь, ваше величество. – Вновь излучая уверенность в себе, он спускается вниз, садится на коня.

Звучит труба, и Эссекс с войском отбывает. Когда они выезжают из ворот, толпа разражается приветственными криками: «Эс-секс! Эс-секс! Эс-секс!» Граф нагибается в седле, чтобы поговорить с простыми людьми, целует руку какой-то женщине, а затем, к еще большему ликованию, подсаживает ребенка к себе в седло и позволяет потрогать свой меч. Елизавета хмурится. Сесил вспоминает рассказы отца: во время официальных мероприятий королева любила остановиться на улице и пообщаться с народом. «Это они привели меня сюда», – часто повторяла правительница Англии. Сесил никогда этого не видел; в последние годы ее тщательно охраняют, дабы уберечь от наемных убийц.

– Что ж, довольно. – Елизавета отворачивается, подает ему руку. – Они его любят, – тихо произносит королева, не скрывая негодования. – Людей привлекают молодость и красота.

– Но вы также образец несравненной…

– Не унижай меня своей пустой болтовней. У меня есть глаза. Тебе ли не понимать, о чем я.

– Воистину, красота мне не свойственна.

– У тебя имеются иные достоинства. – Интересно какие? Должно быть, верность, постоянство, безжалостность. Королева наклоняется к нему и шепчет: – Я собираюсь пожаловать тебе должность в Палате феодальных сборов, только тс-с-с, не говори никому.

– Ваше величество, я потрясен; это такая честь. – Мысленно Сесил уже прикидывает, как потратит свалившееся на него богатство: переустроит сады во дворце Теобальд, высадит у входа тисовые деревья, искусно подстриженные в форме античных статуй.

– Я обещала твоему отцу. Это мой ему прощальный подарок. Смотри не проболтайся.

Сесил воображает фонтан в виде нимфы с лицом леди Рич. Ему вспоминается, как королева дразнила Эссекса этой должностью, словно лакомством. Внезапно на него снисходит озарение: его вечное соперничество с графом возникло извне, а не изнутри. Приметив зерно неприязни, посеянное еще в отрочестве, Елизавета поливала его и взращивала, натравливала их с Эссексом друг на друга, швыряя подачки – одному то, другому это, – чтобы управлять обоими.

– Ты не рад? Вид у тебя недовольный.

– Я просто всеми силами стараюсь скрыть свою радость, дабы не возбуждать любопытства, мадам. – Новое назначение – не только успех на политическом поприще, но и победа над соперником. Однако мысль о поражении графа не доставляет Сесилу ожидаемого удовольствия; вместо радости он ощущает лишь пустоту.

Июль 1599,

Лейз, Эссекс

Генри ловит бабочек с сыном Эссекса, юным Робертом; мальчики со смехом размахивают сачками, словно мечами, а Фидес радостно скачет вокруг. Лиззи Вернон прикорнула над шитьем, на коленях у нее дремлет крошечная белая собачка. Пенелопа закрывает глаза, ложится на траву, прислушивается к звукам лета – журчанию ручья, отдаленному кряканью утки, тихому звяканью коровьих колокольчиков. Она столько времени провела в городе, что почти забыла мелодии сельской жизни. Фрэнсис и Доротея читают друг другу вслух. Фрэнсис изредка окликает детей: «Не бегай, Роберт» или «Смотри не упади».

Пенелопа смеется про себя над осторожностью невестки. Роберт – буйный и неугомонный, весь в отца, вечно в синяках и царапинах, и такой же бесстрашный. Даже Генри, на год старше, едва может с ним сравниться. Сама же Фрэнсис – тревожное, неприметное создание. Трудно представить, что когда-то она была замужем за Сидни. Пенелопа вспоминает ее слова в день его похорон: «Он любил только вас». Тихоня тихоней, а в мужестве ей не откажешь.

Со временем Пенелопа полюбила невестку, хотя общего у них было мало. Фрэнсис не питала пристрастия к музыке, политикой не интересовалась, зато всецело посвятила себя семье. Она не пользовалась благами, которые ей сулила роль графини Эссекс, – другие бы выжали из такого положения все возможное, но Фрэнсис слишком высоко ценит личное пространство. Бедняжка постоянно в тревоге – за ребенка, растущего у нее в животе, и особенно за мужа. Пенелопа тоже волнуется за Эссекса. Нельзя много размышлять об Ирландии, иначе падешь жертвой страха; он проникает в душу, заполняет до краев, вытеснив все прочие мысли. Хорошо, что Блаунт в Лондоне, при дворе, – по его выражению, «присматривает за хозяйством».

Ходят слухи, будто к берегам Англии направляется очередная испанская армада. Благодаря разведке Энтони Бэкона Блаунт узнает новости первым. «Она назначила меня заместителем командующего армией», – написал он позавчера. «Растешь как на дрожжах», – ответила Пенелопа. Если Блаунт хорошо проявит себя на военном поприще, то сможет заменить ее брата. Страшно даже подумать о том, что однажды ей придется выбирать между ними.