– Ерунда. – Пенелопа жалеет, что не может поделиться с Лиззи своими размышлениями о грехе, которым она предавалась в попытке уложить в голове поведение мужа. Со временем они с Ричем приспособились терпеть друг друга на расстоянии: он проводил время по большей части в Лейзе, она – в Лондоне или при дворе. – Что за грех в поцелуе! Саутгемптон таков, какой он есть, за это ты его и любишь. – Пенелопа смотрит на детей: те что-то разглядывают в траве. – Не желай, чтобы он изменился.
Лиззи высвобождается из ее объятий, вытирает глаза рукавом.
– Я думала, ты придешь в ужас.
– Меня не так просто испугать. Я видела больше, чем можно представить. Не держи тайны в себе, они иссушают душу… – Пенелопа замолкает.
– Я боюсь ему наскучить.
– Желания других людей нам неподвластны. Просто знай: Саутгемптон тебе предан, ты его жена и мать его дочери. Ни один юноша в мире тебя не заменит.
– Как же легче стало на душе! – Лиззи ложится на траву.
– Но не рассказывай всем и каждому. Осторожность не помешает… и ради бога, не говори Фрэнсис. Она умрет от потрясения.
Лиззи хихикает, к ней вернулась ее живость.
– Милая Фрэнсис, до чего правильная, аж тошно.
К ним подбегает Роберт. У него круглые карие глаза, как у матери, но если у той во взгляде преобладает робость, мальчик смотрит прямо и ясно. Он сжимает в пальцах голову змеи, ее тело обвито вокруг запястья. Пенелопа ахает, но не вскрикивает из опасения, что Фрэнсис заметит и впадет в панику.
К счастью, чешуя у змеи тускло-зеленая, а не пятнистая. Сзади раздается вопль ужаса: к ним бежит Фрэнсис, белая как мел, за ней – Доротея.
– Это медянка, она безобидная, – говорит Пенелопа. У Фрэнсис трясутся руки. Доротея старается ее успокоить.
– Я знаю, как обращаться со змеями, тетушка Пенелопа, – заверяет Роберт. – Садовники мне показывали. Если схватить за голову, она не укусит.
– Змей лучше не трогать. Отпусти бедняжку, она напугана. – Пенелопа вспоминает отца, бесстрашного и презирающего чужие страхи, а также Эссекса, сражающегося в Ирландии с полчищами врагов. Племянник явно намеревается оставить змею себе, однако она принимает суровый вид. Роберт со вздохом опускает рептилию на землю и, насупившись, возвращается к Генри.
Несмотря на солнечный день, в кабинете Рича, расположенном в старой части дома, мрачно и холодно. Сам он выглядит подавленным.
– Вы здоровы? – осведомляется Пенелопа.
– Вам есть до этого дело?
– Вы мой муж и отец моих детей.
– Не всех. – Странно, обычно он не поднимает эту тему.
– Не всех. – Рич смотрит на Пенелопу пустым взглядом. Она впервые замечает, как тот подурнел; хотя муж не казался ей привлекательным, все же раньше он был красив. Наверное, теперь ему труднее заманивать мальчиков к себе в постель; вероятно, он вынужден платить им за их тела, так же как за молчание. – Я никогда вас не обманывала. Вы получали то, чего хотели. Я тоже.
– Вы сделали из меня посмешище.
Пенелопа тактично не упоминает, что он несет такую же ответственность за сложившееся положение, как и она. Рогоносец неизбежно становится мишенью для насмешек.
– Плевать на шутников. По крайней мере, они не знают правды, иначе среди ваших пуритан вы превратились бы в нечто худшее, чем посмешище.
Рич втягивает голову в плечи. Пенелопе становится его жалко.
– Я завидую вам, вашей беззаботности, безразличию к мнению окружающих, убежденности в том, будто вы пахнете розами, а все прочие воняют сточной канавой. Это у вас в крови. Я думал, что, вступив с вами в брак, заполучу хоть каплю вашей уверенности. – Он издает горький смешок. – Теперь я понимаю, таким нужно родиться.
– К чему этот разговор?
– Мне требуется ваша помощь, – бормочет он в воротник.
– Моя помощь?
– У меня идет тяжба по поводу крупного земельного надела. Я рискую потерять большую часть состояния. – Рич крутит перстень. – Если все увидят, что мы с вами вместе, меня поддерживает ваша влиятельная семья, тогда… – Он тяжело вздыхает: – Меня не воспринимают всерьез.
Пенелопа видит, каких мучений ему стоит обратиться к ней за помощью. Остатки его гордости втоптаны в грязь.
– Разумеется, я сделаю все, что потребуется. Мы – муж и жена, и если кто-то не учитывает этого обстоятельства, то прочувствует на себе всю мощь рода Деверо.
В былые времена Пенелопа сполна насладилась бы властью над мужем, но теперь, когда она точно знает, чего хочет, унижение Рича не приносит радости. Кроме того, если Эссекс утратит расположение Елизаветы, неизвестно, как долго имя Деверо будет иметь вес в обществе. Она протягивает руку, однако Рич отшатывается от нее, словно от прокаженной.
– Полагаю, вы часто желали мне смерти.
– Что вы имеете в виду? – Пенелопа удивлена. Она действительно желала Ричу смерти. Проснувшаяся совесть ядовитой лозой обвивает сердце.
– На вашем месте я бы желал.
Только сейчас Пенелопа понимает: в их отношениях она одержала сокрушительную победу. Рич попал в ловушку собственного ханжества, определив себе место на низшей ступени бытия.
– Вы по-прежнему верите в Бога?
– Моя вера подверглась суровому испытанию, но я не потерял в себе Господа…