Сотник

— Эта? — Мишка пододвинул к себе лежавшую на лавке сумку грека, которую вместе с его остальными вещами разведчики принесли в кабинет перед началом разговора. Собственно, кроме фляги да нехитрой закуски в виде луковицы и куска сала с хлебом, завернутых в чистую тряпицу, ничего интересного в вещах Феофана не нашлось, что укрепило Мишкины подозрения — эвакуация проводилась спонтанно и в спешке. Про это он и спросил, доставая кружки, пока грек, приняв из его рук свое сокровище, вытаскивал пробку:

— Гляжу, в дорогу-то наспех собирался? Что так? — и кивнул Тимке. — Пододвинь скамеечку дядьке Феофану — вон у стены стоит.

Мальчишка кинулся выполнять указание, а грек горестно махнул рукой.

— Так разве ж я собирался? К виноделу новому собирался, было дело, с собой десяток кувшинов взял, но мы их, кажется, там и того… — сокрушенно развел он руками.

Подумал ещё и с надеждой поглядел на Макара:

— А может, и не того? Может, послать туда, а? Не должно быть, чтоб мы вдвоем столько… Охране-то из бочонка наливали. Или Медведя попросить, чтоб послал.

— Может, и пошлем, — хмыкнул Мишка и кивнул на расставленные кружки. — Наливай, помянем мастера.

Феофан с некоторым сомнением посмотрел на Мишку, потом покосился на Макара и осторожно спросил:

— А не рано ли, юноша? Сие питие крепкое зело.

— Знаю. А потому мне чуть плесни, только ради уважения. Да и себе много не наливай — разговор-то мы только начали. А вот Тимофею и впрямь рано. Молитвой деда помянет.

Мишка, все это время не упускавший из внимания мальчонку, с одобрением отметил, что Тимка готов всячески защищать и опекать своего Фифана. Вот и сейчас он только шмыгнул носом и перекрестился, но смолчал и остался стоять за плечом грека.

Выпили молча. Феофану заметно полегчало, во всяком случае, лицо приобрело некоторый румянец, а взгляд — ясность. Зажевав куском сала живительный глоток, он с тоской посмотрел на флягу, но от дальнейшего лечения воздержался.

— Да-а… Строго тут у вас поставлено, — обернувшись к Тимке, он притянул его за плечи к себе поближе. — Я сразу так и понял, когда вы с дедом пропали, что без Медведя не обошлось, и Мирон тоже, похоже, уже догадывается… — вздохнул он. — Правда, обвинять впрямую не решается, но лютует сильно, а дней десять последних и вовсе мечется.

— Из-за этого тебя Медведь сюда привел, да?

Тимка осторожно потерся щекой о плечо грека и убежденно добавил:

— Тут тебя Мирон не достанет! А теперь и подавно! Тут охрана знаешь какая?

— Да уж вижу, что охрана, — серьезно кивнул грек. — Это из-за тебя, что ли?

— Не, — помотал головой Тимка. — Тут вообще так. Это потому что крепость воинская.

— Что крепость, я вижу… Только чего сия крепость охраняет? У нас понятно — слободу, — задумчиво проговорил он, рассуждая сам с собой. — Боярина нашего тоже охраняют. Так он боярин, ему положено. А тут кого?

— Так вот же боярич! — Тимка указал на Мишку. — Сотник наш. Он тут самый главный!

— Главный?

Грек перевел взгляд на молодого сотника, потом поглядел на Макара. Осторожно покосился в сторону Немого, подумал с минуту-другую о чем-то и, наконец, спросил:

— Так это ты, юноша, тут такой… э-э… режимный объект устроил? И кабинет этот — он осторожно обвел рукой вокруг себя, — тоже твой? Кто же тебя научил сему?

"Интересно, откуда он таких словечек нахватался? Вернее, на что ссылался их боярин, когда вводил им этот новояз? Вы на покойного отца Михаила и его книги киваете, а тут знания не христианские… Впрочем, а кто сказал, что они языческие? Знания — они знания и есть, сиречь наследие от древних. Аристотель тоже не христианин, однако же признается за авторитет. Но ловок, шельма, норовит повернуть разговор так, чтобы не мы ему, а он нам вопросы задавал. Ну уж нет, обобьется. А светскую беседу и мы вести умеем…"

— Было кому учить, — кивнул Мишка и усмехнулся уголком рта. — Впрочем, хороших учителей много не бывает, если желание учиться есть. На том стоим и стоять будем. Только ты сам сказал, охрана положена боярину, а у вас Слободу охраняют. И что в той вашей слободе такого, что ее охранять требуется не хуже боярина?

— Коли учен, то, может быть, и слово такое слышал — "тайна коммерческая"? — прищурился Феофан. — Вот она и есть.