Сотник

— Требуется! — внезапно пророкотал Бурей так, что многочисленные свечи, зажженные в трапезной, заколыхались и едва не погасли.

— Тебя, что ль? — удивился дед, глядя на обозного старшину, медведем выбирающегося из-за стола. — Валяй! Кого присмотрел?

— Не, не меня. Его вот!

Бурей выволок следом за собой блаженно улыбающегося Сучка. Встряхнул своего друга за шиворот, добиваясь его внимания, и вопросил:

— Кондраша, слышь?

— Слышу, едрит…

— Жениться на Алене хочешь?

— Ага, — кивнул Сучок и умилённо пробормотал, — рыбонька моя…

— Успеешь нажраться, не уплывёт твоя осетрина! — рявкнул Бурей, совершенно не романтично отнеся последние слова Сучка на счет закуски, и подтащил плотницкого старшину к воеводе. — Проси сотника Алену за тебя сватать.

— Сосватаем, куда она денется? — хохотнул Корней, глядя на живописную парочку. — Завтра и пойдем сговаривать, слышь, Кондратий? Будет Алена твоя…

На этом со свадьбами покончили, и пьянка, плавно ускоряясь, покатилась по веками хорошо накатанным рельсам.

* * *

— …Уф, успел! — облегченно выдохнул Арсений, вылетевший верхом навстречу лошади, неспешно влекущей сани с Корнеем и Никифором. — В крепость послали, за тобой… — пояснил он встревоженно вскинувшемуся воеводе и Мишке с Андреем, которые верхами провожали дорогих гостей. — Шатун у тебя на пасеке побаловал. Одного задрал. Молчун с Фаддеем его на рогатины взяли…

Накануне, когда десятники после пира собрались в Ратное, дед решил остаться, заночевать в крепости, а наутро на свежую голову обсудить с внуком дела, благо, было что. Никифора в последний момент решили тоже оставить: он не то что ногами самостоятельно перебирать — головы поднять не мог. Мишка подозревал, что купец отдегустировал тот животворный напиток, что привез с собой в крепость грек. Как его добыли Бурей с Сучком и почему облагодетельствовали именно Никешу, он не интересовался, но отправлять дядюшку в таком виде побоялся: помрет ещё в дороге или вывалится, тем более, попутчики не сказать чтоб трезвые — где им за багажом следить! Сами бы добрались без приключений.

Сотник тронулся в путь уже ближе к обеду, отказавшись от предложения внука дать возницу или самому сесть за него.

— Сюда доехал и отсюда сам вернусь! — хмыкнул Корней. — Не настолько я одряхлел, чтоб ты лошадью вместо меня правил.

— Как скажешь, господин воевода! — Мишка картинно вытянулся перед дедом. — Правь в свое удовольствие! Только позволь нам с Андреем тебя проводить. Негоже воеводе без почетного караула.

— Ну, если почетного… Тогда валяй — провожай! — милостиво разрешил Корней.

Никеша не сказал ничего: он страдал жестоким похмельем, вид имел серо-зеленый и томный и тихо постанывал в санях, зябко кутаясь в тулуп.

Незадолго до поворота на дедову пасеку их и перехватил "заместитель" Егора.

— Что там, Сюха? — Корней хлестанул лошадь, направляя ее следом за конем Арсения. — Шатун?! Кого задрал? Неужто Никанора-пасечника? Ульи разорил?

— Да не… Чужого занесло… — коротко мотнул головой ратник. — Пасеку сам смотри. Нам не до нее было… Прости, сотник, пойду я — Чума с Молчуном одни там. Догоняй… — и галопом рванул в сторону пасеки.

Дед, приподнявшись в санях, нахлестывал кобылу, а Андрей выдвинулся вперёд, оттерев Мишку в арьергард. Так они и вылетели к пасеке. Там, прямо у крыльца сторожки, где Мишка не бывал с того самого времени, когда они пересиживали мор, обнаружился весь десяток Егора во главе с ним самим. Ратники столпились вокруг окровавленной медвежьей туши, которую споро свежевали Чума с Молчуном. Оседланные кони и чьи-то сани стояли в стороне.

— Твою ж мать!.. — Корней вылез из саней и, растолкав ратников, уставился на исходящую паром тушу.

— Здоров зверь… — прохрипел Никифор. Несмотря на свое состояние, купец выбрался следом за сотником, чтобы посмотреть на добычу. — Шкуру не попортите.

— А кого он задрал? — Корней оглядел поляну. — Из лесовиков, что ль, кого?

— Не, редька едкая, — с широким ножом-медвежатником, которым разделывал тушу, Фаддей поднялся перед сотником. — Купца туровского… Вот его… — и, не оборачиваясь, коротко врезал локтем в морду Никифору, ошалело разинувшему рот. Тот отшатнулся, но попал в заботливые объятия Арсения.

Ратник сбил купца на колени, резко заломил ему руку назад и, смахнув мимоходом шапку в снег, захватил гриву волос другой рукой, заставив выгнуться дугой, так что борода задралась в небо. Из разбитого носа обильно закапала кровь…

— Чего?!.. — Корней схватился за меч, Мишка рванул с седла самострел, у Андрея в руках развернулся кнут, но со стороны сторожки прозвучал хорошо знакомый голос:

— Ну-ну, Кирюха! Не дури! Андрюха, Михайла, не балуйте! Поговорить надо, едрён дрищ…

— Репейка, ты?! — Корней замер, так и не вынув меч, Мишка с Андреем тоже остановились. Ходить Аристарх не мог — стоял в проеме дверей, опершись на заботливо приобнявшего его Петра.