Сотворение мифа

Тредиаковский работал над ним в ту пору, когда, по его собственным словам, «ненавидимый в лице, презираемый в словах, уничтожаемый в делах, осуждаемый в искусстве, прободаемый сатирическими рогами», он пришёл в совершенное отчаяние и бросил ходить в Академию. Спасения он искал в уединённых занятиях русской историей. Теперь Тредиаковский доказывал совсем обратное тому, о чём писал прежде, когда в 1749 году защищал Миллера. Он заселил славянами-россами всю Европу, проследив их древность до самых библейских времён. Главные свои доказательства он взял из филологии, отыскав славянские корни в названиях всех древних народов и стран, — если, конечно, можно назвать филологией произведение имени скифов от «скитаться», сарматов — от «замарать», кельтов — от «жёлтый» (светло-русые), варягов — от «ворять» («предварять», они — «предворители», то есть туземцы, коренные насельники русских земель), Испании — от Выспании (польск. Wyspa — «остров»), Каледонии — от «хлада» («Хладония»), Британия — от «бороды» (Бородания) или «братства» (Братания) и т. д. Впрочем, его филологические догадки выглядят не многим хуже рудбекианизмов Байера, который Москву производил от Москова, то есть мужского монастыря, а Псков — от псов: город псовый.

За эти вольные филологические упражнения Тредиаковский был «сатирически прободаем» не только норманнистами, но и Ломоносовым, который до конца дней продолжал ставить его на одну доску с Миллером в умении писать псевдоучёную «пустошь», часто «досадительную и для России предосудительную».

И однако же именно в исполненном историко-филологических нелепостей трактате Тредиаковского летописная русь впервые сближена с ружанами — славянскими обитателями острова Рюген. Тот самый случай, когда к истине не прислушались, потому что её провозгласили уста «младенца» исторической науки.

После смерти Ломоносова занятия русской историей становятся делом патриотически настроенных любителей из разных сословий и состояний. «Варяжский вопрос» теряет прежнюю остроту. Снова ломать копья ни к чему, да и не с кем. Иноземный научный идол, казалось, рухнул вместе с Миллером. От прошлых учёных баталий у русских историков второй половины XVIII века осталось только смутное чувство, что «варяжский вопрос» излишне загромождён немецкой учёностью и что новый его разбор превосходит их силы. Если они и дерзали на новую «Историю Российскую с древнейших времён», как, например, князь Михаил Михайлович Щербатов (1733–1790), то излагали древний период отстранённо, просто перечисляя для сведения читателей существующие на сей счёт мнения. Пятьдесят тысяч томов, собранные в библиотеке князя Щербатова, оказались бессильны пролить свет на эти тёмные века. Свой трактат о российских древностях он заключил следующими словами: «В сем состоит всё то, что я мог собрать касающееся до сих древних народов, населяющих сии пространные северные страны, знаемые под именами Сарматии и Скифии европейских. Но всё столь смутно и беспорядочно, что из сего никакого следствия истории сочинить невозможно». Поэтому в вопросе о призвании Рюрика князь Щербатов примкнул к мнению Ломоносова, хотя с оговоркой, что прусский Рюрик был, вероятнее, всё же из немцев, нежели из славян.

Иван Никитич Болтин (1735–1792) вообще смеялся над одержимостью историков темой происхождения варягов-руси, — ведь в нашем народе, по его словам, едва ли сохранилась хоть капля славянской крови. Главное, что уже во времена Олега и Игоря русские имели прочные основы цивилизации и культуры — организованные сословия, правосудие («закон русский»), международную торговлю, регламентируемую договорами с империей ромеев.

Чтобы не терять время в «тщетных разысканиях» славянских корней среди этнографического столпотворения древней Европы, Болтин поступил в духе национально-государственной политики своего времени, мало заботящейся о реальных этнических границах: разделил все варварские племена, обитавшие на землях южной России, на три группы: скифов (татар), гуннов (калмыков) и сарматов (финнов и славян), а прочие неведомые народы распределил между ними, — литву, ятвягов и варягов поверстал в сарматы, киргизов сопричёл к скифам, хазар произвёл в славян. В некоторое раздумье его погрузили русы, но и они были быстро откомандированы к кимврам-киммерийцам, читай, тем же сарматам, которые впоследствии, смешавшись со славянами, утратили этническое своеобразие. Кому не лень, пускай проверит и опровергнет.

Пожалуй, наибольший интерес к «варяжскому вопросу» проявил тогда первый дилетант империи — Екатерина II.

В 1783 году в журнале «Собеседник любителей российского слова» начинают печататься «Записки касательно российской истории». Имя автора в журнале не обозначено, но сведущим людям известно, что российскими древностями занимается не кто иной, как государыня. Она и сама охотно сообщает о своём увлечении, правда только своим заграничным корреспондентам. Сочинение это предназначено для подрастающих внуков Екатерины II — Александра и Константина Павловичей. В 1787 году «Записки» выходят отдельным изданием (в 6 частях).