– А я помню, как в детстве однажды проснулась посреди ночи и увидела, что комната охвачена огнем. При этом ничего не горело, словно кто-то показывал кино на стене. Но когда я потянулась потрогать огонь, то почувствовала жар. Не помню, сколько мне было тогда лет, но явно не много – мы до сих пор спали в детских кроватках с решетками. И кроме огня, я вообще ничего не помню. Только вот этот эпизод. Так что, думаю, Маму права – папа был ведьмой.
Или как называют ведьм мужского пола? Чародеями? – Кэтлин закатывает глаза.
– Маму иногда называет себя ведуньей, – задумчиво отвечаю я. – Но, может, есть и другие ведьмы – с волшебными палочками, шляпами и прочим. Кто знает… Но ты никогда не рассказывала мне об огне на стенах. У тебя случались кошмары, но…
Взгляд Кэтлин устремлен на карты, она снова и снова тасует колоду, костяшки пальцев побелели от напряжения. Когда она заговаривает, в ее тихом голосе слышен страх.
– Не рассказывала, потому что не помнила. Воспоминание вернулось, когда вернулась я сама, Мэд. В моей голове все изменилось и перемешалось. Мне открылись мелкие детали, на которые я раньше не обращала внимания. Только нужно потрудиться, чтобы сложить из них общую картину.
– Как мозаику?
– Что-то вроде того. И если я вспомню что-то одно, оно потянет за собой другое. Думаю, мы сможем договориться с мамой. Мы обе через многое прошли – и почему бы этим не воспользоваться?
– Наверное, ты права.
– Я о том, что меня убили. Совсем убили, насмерть. А ты… Ты стольким пожертвовала, чтобы меня оживить…
– Кэтлин, мне вот интересно, как умер наш отец? – спрашиваю я, понизив голос. – Может, его убили? Все-таки тело нашли в лесу. Это похоже на то, что случилось с лисой. Вдруг его тоже принесли в жертву?..
Кэтлин мрачнеет:
– Я вижу, к чему ты клонишь. Огонь и земля. Господи!
– Знаю, – шепчу я в ответ.
– Но пока нам остается только продолжать искать. А теперь хватит меня пугать, дай предсказать твою судьбу. Пожалуйста. – Кэтлин смотрит мне в глаза.
– Ладно, – говорю я, наблюдая за тем, как ловко она тасует колоду. Карты Таро толще и крупнее обычных, а еще они пахнут старыми книгами и ладаном. На «рубашке» у них звезды и геометрические узоры.
– Вытяни три карты! – командует Кэтлин.
Я тяну.
Она поворачивает их лицом вверх:
– «Смерть» – это, наверное, про меня. Эта карта необязательно предвещает смерть. Она может означать большие перемены в жизни. Преображение.
– Тогда она с таким же успехом относится и ко мне, – возражаю я. – У меня была замечательная душа, а теперь я даже не знаю, что от нее осталось… Знаешь, Кэтлин, я что-то сомневаюсь, что гадание сработает. Такие вещи не для тех, у кого нет души.
– Будущее никак не связано с наличием души. Взять хотя бы Лона – бродит где-то, выглядывает следующую жертву…
Кэтлин говорит так, словно это шутка. Вот только мне несмешно. Я молча переворачиваю следующую карту – «луна». С интересом разглядываю, что мне выпало. Спрашиваю:
– Это что, рак?
– Ага, а еще тут щеночек. Довольно милый, – говорит Кэтлин. – Это карта интуиции. Она перевернута, значит… – Кэтлин заглядывает в приложение в телефоне, что немножко портит мистическую атмосферу, но мне вскоре предстоит по уши погрузиться во всякий мистический мусор, так что я даже не против. – Бессонница. Необычные сны. Раскрытые тайны. Освобождение от страха.
– Да. Да. Нет. Нет, – отвечаю я.
– Разве то, что ты внезапно оказалась ведьмой, а Лон – серийным убийцей, нельзя отнести к раскрытым тайнам?
– Можно, но не раскрытых осталось куда больше.
– Хм…
Кэтлин переворачивает последнюю карту:
– О, эта мне нравится!
На карте рука, которая сжимает устремленный в небо посох, увитый цветами.
– Я получу волшебную палочку! – восклицаю я. – Или Маму меня побьет. Определенно либо то, либо другое.
– Тише, – шикает на меня Кэтлин. – Это и в самом деле хорошая карта. Туз посохов означает потенциал. Что семена чего-то хорошего должны вот-вот прорасти.
– Понятно. – Я еще раз внимательно смотрю на руку с посохом, на обвивающие его листья и цветы.
– Весна близко. Может, тебе стоит навестить Уну, подарить ей маленький подарочек? Например, палку с листьями.
– Уверена, она будет в восторге, – криво усмехаюсь я.
– А что, французы любят палки. Вспомни, как выглядит их хлеб! Факты говорят сами за себя.
Можно подумать, что Кэтлин защитила докторскую диссертацию по предпочтениям французов.
– Как тебе удается делать вид, будто ты разбираешься в том, чего не знаешь?
– Слушай, Мэдлин. Ты потеряла душу. Потеряла свободу. И даже частично потеряла сестру. Что еще может пойти не так? Иди уже потискайся со своей француженкой.
– Фу! – Меня передергивает. – Не называй это так.
– А как это будет по-французски? Точно, вспомнила.
– Прекрати меня поддерживать.
– Вот еще! Я собираюсь провести в Баллифране гей-парад в твою честь. – Кэтлин хихикает. – Только представь: мы с тобой, мама, Уна и Брайан шагаем по главной улице, разодевшись в радужные цвета.
– Ненавижу тебя.
– Да ладно, ты меня любишь.
– Люблю.
– А теперь иди и завали эту девчонку.