Погулять по Тунису, так как по Стамбулу, к сожалению, не получилось. В аэропорту нас уже встречали два одетых в пыльные футболки араба, которые дружелюбно улыбались. Вместе с нами, правда, разными рейсами, прибыло еще человек десять-двенадцать от той же религиозной организации. Нас отвели к новенькому микроавтобусу, белому мерседесовскому «Спринтеру», в салоне которого довольно ощутимо воняло дешевой соляркой. Минут сорок мы жарились около него, пока должен был прибыть еще один «наемник». Отходить было почему-то жутковато – еще не хватало самому остаться в чужой стране. Наконец улыбающиеся арабы привели то ли серба, то ли боснийца, но явно парня с Балкан, и мы забрались в наполненный духотой салон. Когда завелся двигатель, включился и кондиционер – стало немного веселее.
Вначале медленно мы выехали со стоянки около аэропорта, затем повернули и поехали вдоль залива, похожего на водохранилище. Под колесами была широкая, идеальная автострада, где «Спринтер» быстро набрал скорость. Мы промчались под мостом, и в окно я увидел автосалон «Мерседес-Бенц». Он, поблескивая стеклами своих витрин, словно посылал привет своему родственнику, несшему нас по зеркальной глади асфальта.
Далее была дорожная развязка, на которой мы повернули налево, в сторону зеленого парка с округлыми дорожками, потом было что-то, похожее на старинное кладбище, причем виднелись даже кресты. «Странно,– подумал я тогда,– какие могут быть кресты в исламской стране?».
И снова были застроенные участки, какие-то старинные здания, и опять современный город.
Мы, грешным делом подумали, что нас сначала отвезут в Тунисе в какую-нибудь гостиницу, мы отдохнем и только тогда продолжим путь. Но «Спринтер» все мчался и мчался по широченной автостраде, даже и не думая останавливаться.
Наш водитель, как и многие арабы, безобразно лихачил, перестраиваясь на всей скорости с полосы на полосу. Затем мы и вовсе въехали в центр города, проезжали мимо какой-то больницы… а дальше. Ну, не буду утомлять вас географическими подробностями. В конце концов, я же не дорогу вам объясняю.
Наше путешествие продлилось часов девять, во время которых мы все ехали и ехали по каким-то неприветливым пустынным ландшафтам, и только один раз остановились прямо в пустыне недалеко от города Фум-Татавин (судя по словам нашего сопровождающего, Омара), чтобы слегка размять ноги. Конечным пунктом нашего долгого переезда было местечко Дахиба, почти на самой границе с воюющей Ливией.
Дахиба – настоящий медвежий угол. Точнее сказать, верблюжий. Самая, что ни на есть, тунисская глухомань. Приехали мы туда уже затемно, и нас поселили в большом местном одноэтажном доме, квадратном, с плоской крышей, с огромным двором.
В целом это напоминало провинциальную автостоянку, очень похожую на ту, что возле рынка «Александрия» в Горловке. Этот дом на крайнем западе поселка (дальше – только пустыня) был снят нашей религиозной организацией, и в его обширном дворе был создан импровизированный склад. За забором, укрытые брезентом, лежали ящики с консервами, лекарствами, тюки с одеждой. В самом дворе в ряд стояло семь грузовиков: четыре «фиата-трехтонки», один старый-престарый «Берлиет» и два новеньких «МАНа».
Условия были терпимыми. Но воды постоянно не хватало. Машины обросли многометровым слоем пыли как внутри, так и снаружи, но их никто не мыл, так как на это не хватало ни сил, ни, что самое главное, воды. Местная вода была почти непригодна для питья. Горько-солоноватая, она даже раздражала кожу, если нужно было помыться.
Недалеко, километрах в пятидесяти от пограничного пункта Уазан, находился палаточный лагерь для беженцев из Ливии Ремада. Там в больших количествах слонялись штатные миссионеры из нашей «Церкви всех святых», которые, привозя гуманитарную помощь, не упускали возможности вручить свою литературу, которую беженцы с удовольствием пускали на растопку бедуинских костров.
Рассказывали, что в апреле сюда доходили отголоски полыхающей в Ливии войны: в виде забредших сюда войск Каддафи, а затем и повстанцев. Здесь тоже были стычки, выстрелы, и будто бы еще немного – Тунис бы тоже ввязался в драку. Не знаю, насколько это правда. Сбежавшие сюда ливийцы, да еще плохо говорящие по-английски, склонны преувеличивать масштабы всего происходящего.
Впрочем, отголоски войны здесь действительно были хорошо видны. Толпы оборванных, грязных людей, преимущественно женщин с многочисленными детьми; люди, с лицами беженцев. .
Надо сказать, что у беженцев особые лица и особые глаза. Это очень сложно описать. В их лицах присутствует не просто внутренняя усталость, отчаяние, а какой-то душевный надрыв. Даже когда они смеются и улыбаются, все равно чувствуется эта душевная рана. И там, в Ремаде, таких людей – многие тысячи.