А вот тем же вечером нас ожидала новость, которая нас действительно напугала. Нас собрали всех вместе и объявили, что теперь для нас задание меняется, и так как было потеряно две машины, то нет другого выхода, как заменить выбывших за счет существующего парка. Говорили по большей части довольно пространно, но суть была ясна – нам теперь предстояло по очереди на наших жалких «фиатах» ехать в полыхавшую Ливию и попытаться выполнить работу, которую выполняли восьмитонные «МАНы». Или хотя бы часть ее.
Конечно, я догадывался о том, что такое может произойти. Еще в Киеве я понимал, что нам придется работать на территории воюющей Ливии. Но оказавшись здесь, в Дахибе, я начал надеяться, что наша работа так и ограничится вилайетом Татавин, южной пустынной оконечностью мирного Туниса. Когда я только ехал, где-то в глубине души мне даже хотелось побывать в Ливии. Во мне все так же жил неразумный мальчишка, тот самый, который завидовал красивым машинкам, доставшимся другим, и который был бы не прочь поиграть в войнушку.
Но после всего произошедшего новость о том, что нам придется пересечь КПП Уазан прозвучала для меня совсем иначе. Меня пронял просто-таки животный страх. Уазан в моем сознании стал каким-то мистическим пунктом, окном, за которым живет война, безжалостная хищница рода человеческого. А там где живет война, там живет и ее старшая сестра – смерть.
Все мы скептически настроенные атеисты, когда идем с бутылочкой спиртного по девочкам. Преисполненные самоуверенности, мы говорим: «А, жизнь одна, и никакого Бога нет…».
Напротив, под минометным обстрелом почти все мы, -русские, украинцы, белорусы, – вспоминаем о том, что мы – православные: и слова искренней молитвы, которые мы возносим в такие моменты к небесам, безбожно переплетаются с четырехэтажными матами, срывающимися с дрожащих губ. Я не исключение. «Веселись, юноша, во дни юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих – только знай, что за все это Бог приведет тебя на Суд!». Так, кажется, писал пророк Экклизиаст. Ешь, пей, веселись, – но вот приближаются к тебе с чем-то, похожим на счет, и ты, охлопывая себя по карманам, понимаешь, что в них лишь пустые бумажки и сиротливые тертые медяки… И более всего ты молишь, чтобы в этот раз хозяин ресторана прошел мимо.
Утром мы должны были ехать через Налут на восток, к Гарьяну. Весь этот район на тот момент – настоящая чресполосица: районы, контролируемые повстанцами из Переходного совета чередуются с районами каддафистов. Еще больше районов, где условный контроль принадлежит разным племенным отрядам самообороны, политические предпочтения которых почти невозможно сразу определить. Нас тщательно инструктировали о том, как себя вести, и о том, какие опасности нас могут подстерегать. И от этого инструктажа, честное слово, на меня нападала тихая паника. Перед нашими глазами рисовались бесчисленные орды свирепых воинов джихада, подстерегающих нас за каждым барханом; бесконечные кровопролитные бои с применением тяжелого вооружения, по сравнению с которым Сталинград – так, мелкая разборка местной братвы. Далее следовали такие живописные подробности, как усеянные минами дороги; ядовитые насекомые, живущие в пустыне; мародеры и грабители, устраивающие повсеместно засады. В общем, такой коктейль, от которого впору раздобыть колючей проволоки и повесится на ней перед поездкой.
Мало того, после произошедшего с «МАНами» все страшные предупреждения казались совершенной истиной. « Я посылаю вас как овец среди волков…» – сказано в Новом Завете. Тон инструктажа был выдержан в том же духе. Все мы сидели бледные и с наших лиц капельками стекал холодный пот.
Сейчас я буду писать о вере в Бога.
Дело это неблагодарное. Как написано в Коране: «Поистине, те, кто не уверовали,– все равно им, увещевал ты их или не увещевал, – они не веруют. Наложил печать Аллах на сердца их и на слух, а на взорах их – завеса».
Кроме того, слишком уж часто насущный вопрос веры связан в сознании людей с навязчивыми полубезумными миссионерами, которые суют в руки свои красочные агитационные журнальчики и зазывают в молильные дома петь под гитару «Алиллуя, Джесус Крайст!». Хотя я не осуждаю таких людей: во мне рядом с естественным раздражением живет уважение к тому, что они имели мужество поехать в чужую страну рассказывать о своей вере. Что же, дорогие коммивояжеры с красочными каталогами божественных услуг, это ваш путь: стучите в дома и предлагайте Божью Благодать, как представители компаний мобильной связи предлагают акционные сим-карты… Я не буду этого делать, ибо Бог не пришел ко мне с ящиком благодати, и не рассказал мне о ее цене.