Советская гениза. Новые архивные разыскания по истории евреев в СССР. Том 1

Когда такие произведения ляпаются бездарностями или даже присяжными беллетристами, но давно записавшимися в цех ремесленников, досаде нет места: понимаешь, что люди просто зарабатывают хлеб, как могут, как умеют.

А г. Шолом-Алейхему кое-что, хотя и немногое, «дано», г. Шолом-Алейхем, казалось, «мог бы» обойтись и без переписки газетных корреспонденций.

<…>

Преувеличения никому на пользу служить не могут, а еврейским писателям в особенности. Зачем давать повод юдофобам распространяться об еврейском «лганье», еврейской «наглости» и «гешефтах», к которым они не преминут, конечно, отнести неудачный роман г. Шолом-Алейхема?[1161]

Наконец, публицист Моисей Литваков из «Киевской мысли», не сдерживаясь, метал громы и молнии:

…это грубое, не совсем интеллигентное творение, совершенно недопустимое для такого талантливого писателя, как Шолом-Алейхем, но вполне подходящее под вкусы читателей бульварных газет. Перевода на русский язык оно во всяком случае не заслуживало[1162].

Рис. 6.4. Первое русское издание «Кровавой шутки» (М., 1914) Обложка

Рис. 6.5. Первое русское издание «Кровавой шутки» (М., 1914) Титульный лист

Рис. 6.6. Объявление в газете «Русские ведомости» (1914. 8 января)

На фоне единодушного восхищения, с которым всего три года назад русская критика отозвалась на первые тома собрания сочинений, подобный прием выглядел провалом. Видимо, не имела «Кровавая шутка» в переводе Равич и коммерческого успеха. По крайней мере, через полгода после выхода книги на запрос Ольги Рабинович, жены Шолом-Алейхема, Лазарь Столяр ответил раздраженно: «…о вторых изданиях „Блуждающих звезд" и „Кровавой шутки" я еще не мечтаю, т. к. из первых изданий распродано пока меньше половины»[1163].

«Блуждающие звезды» Столяр, по его собственному утверждению, выпустил в 2200 экземплярах[1164]. Начальный тираж «Кровавой шутки», не появлявшейся ранее в русских журналах, мог быть несколько выше. В конце концов он все-таки разошелся, и из печати вышло второе издание. Но роман «Потоп», над переводом которого с осени 1913 года трудилась всё та же Сарра Равич, «Универсальным книгоиздательством» опубликован так и не был, несмотря на предварительную договоренность[1165]. То ли отношения еврейского писателя с московским издателем расстроились, то ли их дальнейшему сотрудничеству помешала Первая мировая война.

Издания, инсценировки, проекты новых изданий при нэпе и сталинизме

В 1920-е годы, когда на Западе вышли сначала 28-томное нью-йоркское «Folks-fond oysgabe», а за ним и аналогичное виленско-варшавское собрание сочинений на идише, в Советском Союзе протекал сложный процесс освоения шолом-алейхе-мовского творчества марксистской критикой. Уже упоминавшийся Моисей Литваков и другие идеологи новой еврейской советской культуры вели интенсивные дискуссии о месте в ней Шолом-Алейхема, ставя под сомнение ценность его наследия для пролетарского читателя. Как следствие, произведения писателя в оригинале печатались тогда на территории страны заметно реже, чем в русских переводах. А переводных изданий печаталось немало. Далекие от каких-либо дискуссий русские издательства, преимущественно частные и кооперативные, ориентировались на возникший при нэпе книжный рынок и не могли пройти мимо самого популярного еврейского прозаика, имевшего к тому же репутацию юмориста[1166].

Особой активностью в этом отношении выделялось частное московско-ленинградское издательство «Пучина», выпустившее тринадцать книг Шолом-Алейхема – тоже своего рода собрание сочинений, которое включило и большинство романов писателя. Редактором почти всех этих книг выступал Давид Гликман, известный до революции русский поэт-сатирик и драматург[1167]. Он был лично знаком с Шолом-Алейхемом и еще на заре XX века опубликовал переводы двух рассказов будущего классика. Перевод рассказа «Dos tepl» («Горшок») был оценен автором как «прекрасный»[1168].