Советская гениза. Новые архивные разыскания по истории евреев в СССР. Том 1

1. Вергелис берет на себя роль спасителя. Мол, он спас редколлегию и издательство от страшной беды, подсказав им идею о необходимости включения в VI том «Сендер Бланк», «Суд над Шомером» и «Тему нищеты в еврейской литературе». А потому он умоляет в «какой-то форме указать, что по недосмотру редакционной коллегии или по другой причине „Сендер Бланк" выпал из первого тома и поэтому помещается в последнем» (стр. 1).

Вам, Сергей Карпович, хорошо известно, что Вергелис настоятельно рекомендовал включить в наше шолом-алейхемовское издание не только «Сендер Бланк», но и «Потоп», и «Кровавую шутку». Почему-то Вергелис в своей рецензии скромно и стыдливо об этом умалчивает. Не дошло ли до него мнение редколлегии, которая обсуждала его предложение? Почему редколлегия отвергла совет Вергелиса? Повторяться не стану. В протоколе заседания имеется ответ на этот вопрос[1219]. Что касается статей Шолом-Алейхема «Суд над Шомером» и «Тема нищеты», то Вергелис зря намекает на свои заслуги, он этих статей не знал и не предлагал. Они включены в шестой том по предложению членов редколлегии.

Включение же «Сендера Бланка» в VI том, по мнению рецензента, является вольностью, нарушающей хронологию. И Вергелис поучает: «Такие вольности (слава Аллаху, что вольности, а не преступления!) позволительны для дополнительного тома. В плановом же томе, сохраняющем порядковый номер, установленный проспектом (номер!), неожиданные решения подобного характера должны быть объяснены, чтобы не оставалось места для неясностей и разночтений» (стр. 1). Что же, поясним, чтобы «не оставалось места для неясностей и разночтений» (выражения какие!). Наше издание Шолом-Алейхема построено по жанровому принципу, а внутри каждого жанра произведения расположены в хронологическом порядке. Поэтому любой том может открываться произведением, написанным Шолом-Алейхемом в 80-х годах, и заключаться произведением, написанным им в последние годы его жизни. Шестой том составлен по этомуже принципу. Согласно проспекту, в нем должны быть произведения, которые не вошли в циклы первых пяти томов, пьесы и письма. Таким образом, умозаключение (к тому же откровенное, как пишет Вергелис) о том, что «шестой том представляет сейчас довольно-таки странное зрелище: после того как в пяти томах читателю предлагались романы, повести и рассказы, последовательно (!) написанные Шолом-Алейхемом, начиная с 80-х годов прошлого столетия и до 1916 г., вдруг в шестом (завершающем) томе составители, вспомнив» (стр. 1) и т. д. – является умозаключением, построенным на песке, на незнании принципа издания первых пяти томов.

2. По идейным мотивам Вергелис отвергает первый диалог из книги Шолом-Алейхема «Еврейские писатели» и одно письмо.

О диалоге[1220]. Поскольку здесь Шолом-Алейхем жалуется на то, что писание дает ему «горести, колики, слезы» и т. п., то, утверждает Вергелис, этот диалог нужен был составителю для того, «чтобы возбудить вопрос о положении еврейских писателей и о еврейской газете. И тут, без сомнения (какая самоуверенность!), не обходится без подтекстов, без намеков и не без высказанной надежды на „современное звучание". Известно (удивительная осведомленность!), что именно с этой точки зрения читатель с ущербной душой читает подобные места» (стр. 3). Надо поистине страдать подозрительностью маньяка или обладать азефской психологией, чтобы написать вышеприведенные строки. Кого имеет в виду Вергелис, когда он говорит о читателях с ущербной душой? Не самого ли себя? Именно у него, душеущербного, диалог Шолом-Алейхема вызывает какие-то «надежды на современное звучание». Нет, уж нечего с больной головы на здоровую сваливать. А что у Вергелиса действительно душа ущербная – об этом свидетельствует как то, что он советует издавать «Потоп» и «Кровавую шутку», так и то, что в своей рецензии он предлагает включить в шестой том статьи Шолом-Алейхема о Варшавском (см. стр. № 7 вергелисовской рецензии)[1221]

.

Вергелис двурушничает. В расчете на людей, незнакомых с оригиналами, он запугивает «намеками, подтекстами и надеждами на современное звучание». Вергелис резко ополчился против «диалога», в котором речь идет о бедственном положении одного писателя, и вместе с тем предлагает включить статью (о Варшавском), которую Шолом-Алейхем начинает такими словами: «Удивительна история народа израильского, еще удивительнее история нашей литературы… Собственно, у нас нет таких поэтов, прозаиков, как у других народов, т. е. нет таких, которые занимались бы только литературой. Можно сказать, у нас нет ни одного писателя, который жил бы на доходы от литературы… тот, кто умеет писать, не может писать (подчеркнуто Шолом-Алейхемом. – М. Б.), ибо он обременен заботами о заработке, о хлебе насущном. Таланты поэтому у нас гибнут…» Выходит: криминал составителя превращается, по Вергелису, в добродетель рецензента. Нет, не искренние заботы об улучшении издания Шолом-Алейхема побудили Вергелиса написать рецензию. Своим опусом он стремился дискредитировать работу редколлегии и издательства.