Год 1934-й ознаменовался резким поворотом в национальной политике Советского Союза. В январе, выступая с отчетным докладом на XVII съезде ВКП(б), Сталин призвал вести решительную борьбу с буржуазно-националистическим уклоном в партии и обеспечить условия, необходимые для интернационального воспитания трудящихся масс. Это заявление явилось предостережением партийным руководителям, слишком увлекшимся национальным строительством в подведомственных им регионах. Диманштейн в теоретической работе «За ленинско-сталинский интернационализм» разъяснял, что основной принцип партии требует «сближения между рабочими и трудящимися отдельных национальностей для совместной борьбы против капитализма и его агентуры». Среди прочего он указывал:
У отдельных работников Озета проявляются уклоны к национализму и в отношении Биробиджана. Одни националистически оценивают соцстроительство в Биробиджане
Как следствие, из-за опасности быть обвиненными в еврейском национализме и шовинизме озетовские публицисты принялись актуализировать в проекте еврейского национально-культурного строительства на Дальнем Востоке мифологему «интернационализма». Упоминания о евреях как титульной национальности ЕАО, без указания на их интернациональное единство с другими жителями области, почти исчезли со страниц советской еврейской печати. Показательна пропагандистская брошюра «В помощь ОЗЕТ-активисту», в которой достижения автономии описывались следующим образом:
Молодая ЕвАО… живет уже крепкой, полнокровной, многогранной общественно-политической и культурной жизнью. Этого переселенцы-евреи вместе с трудящимися других национальностей, населяющих область, добились в напряженной борьбе, под большевистским руководством областной партийной организации…[481]
Стремление сгладить противоречия и проблемы межнациональных отношений, возникавшие в ходе создания ЕАО, проявилось и при подготовке выставки «Евреи в царской России и в СССР». Сотрудники еврейской секции ГМЭ, оказавшись в прокрустовом ложе политических требований и идеологических установок, вынуждены были тщательно отбирать из имевшихся у них материалов только такие, которые могли продемонстрировать успехи национальной политики за двадцать лет советской власти. Но немало документов, привезенных этнографами с берегов Биры и Биджана, свидетельствовало, что в отношении «дружбы народов», как и во многих других отношениях, биробиджанский проект развивался совсем не так благополучно, как рассчитывал профессор Позднеев.
Исай Пульнер и еврейское музейное строительство в Ленинграде
Весной 1937-го к деятельности еврейской секции ГМЭ в качестве научного сотрудника был привлечен, вероятно Супинским, этнограф Исай Пульнер, который в конце того же года вступил в должность заведующего секцией. Несомненно, амбициозный тридцатисемилетний ученый прекрасно подходил для этой роли, поскольку имел обширный опыт административной, полевой, научно-исследовательской и экспозиционной работы. Немного позже Евгений Кагаров, видный историк и филолог, написал о нем: «Пульнер является в настоящее время лучшим в СССР знатоком этнографии евреев нашего Союза и одним из наиболее известных представителей советской этнографической науки вообще»[482]
.Еще в 1924 году студентом Ленинградского института еврейской истории и литературы (так после множества реорганизаций именовался бывший Петроградский еврейский университет) Пульнер принял участие в экспедиции под руководством профессоров Льва Штернберга и Владимира Тана-Богораза, по результатам которой опубликовал пространную статью о евреях Гомеля[483]
.Окончив институт в 1925-м, начинающий исследователь поступил на этнографическое отделение географического факультета Ленинградского госуниверситета. В последующие три года ЛГУ дважды командировал его в Грузинскую ССР и один раз в Могилевскую губернию БССР для прохождения полевой практики по изучению грузинских и белорусских евреев[484]
.