Советская поэзия. Том первый

Читатель мой, не надобно бояться,Что я твой книжный шкаф обременюПосмертными томами (штук пятнадцать)Одетыми в тисненую броню.Нет. Издана не пышно, не богато,В простой обложке серо-голубой,То будет книжка малого формата,Чтоб можно было брать ее с собой.Чтобы она у сердца трепеталаВ кармане делового пиджака,Чтобы ее из сумки извлекалаДомохозяйки теплая рука.Чтоб девочка в капроновых оборкахИз-за нее бы не пошла на бал,Чтобы студент, забывши про пятерки,

Ее во время лекции читал…«Товарищ Инбер, — скажут педагоги, —Невероятно! Вас не разберешь.Вы нарушаете регламент строгий,Вы путаете нашу молодежь».Я знаю — это не педагогично,Но знаю я и то, что сила строкПорою может заменить (частично)Веселый бал и вдумчивый урок.Теченье дня частенько нарушая(Когда сама уйду в небытие), —Не умирай же, книжка небольшая,Живи подольше, детище мое!

‹1963›

БОРИС ПАСТЕРНАК

(1890–1960)

ПОЭЗИЯ

Поэзия, я буду клястьсяТобой и кончу, прохрипев:Ты не осанка сладкогласца,Ты — лето с местом в третьем классеТы — пригород, а не припев.Ты — душная, как май, Ямская,Шевардина ночной редут,Где тучи стоны испускаютИ врозь по роспуске идут.И в рельсовом витье двояся, —Предместье, а не перепев, —Ползут с вокзалов восвояси

Не с песней, а оторопев.Отростки ливня грязнут в гроздьяхИ долго, долго, до зари,Кропают с кровель свой акростих,Пуская в рифму пузыри.Поэзия, когда под краномПустой, как цинк ведра, трюизм,То и тогда струя сохранна,Тетрадь подставлена, — струись!

‹1922›

* * *

О, знал бы я, что так бывает,Когда пускался на дебют,Что строчки с кровью — убивают,

Нахлынут горлом и убьют!От шуток с этой подоплекойЯ б отказался наотрез.Начало было так далеко,Так робок первый интерес.Но старость — это Рим, которыйВзамен турусов и колесНе читки требует с актера,А полной гибели всерьез.Когда строку диктует чувство,Оно на сцену шлет раба,И тут кончается искусство,И дышат почва и судьба.

‹1931›

НА РАННИХ ПОЕЗДАХ