Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Юнец хевсур вошел вооруженный,Ружьем ударил в колокол…                                        И вот —Старик монах, кощунством пораженный,Помчался к теми                            поднимать народ.— Что так бежал?— Что в беседах случилось?Спросили поселяне у него.— Ну что же ты молчишь,Скажи на милость?Допрашивали весело его.— Алуды сын, безбожник и мятежник,Ударил в древний колокол ружьем.Где наш закон? Пускай страшится грешник —Он осквернил высокий божий дом!..Замолк монах

И ждал, что скажут люди,Услышав про ужасный этот грех.Но видно, все они погрязли в блуде:Вокруг седого раздавался смех…Тогда старик, безумцев проклиная,Побрел к себе, к своим колоколам.А в горы тишина пришла ночная,Ночная тьма с туманом пополам.

2

Друг к другуЖмутся сосны вековыеИ в темноту испуганно глядят.На дне ущелья глыбы голубые,По-человечьи скорчившись, сидят.Сбегает вниз крученая тропинка,Во тьму, в туман, в неведомый провал.А там река — извечно, без заминки —

До блеска полирует щеки скал.…Века, века!                     Их прокатилось много,Их облики пропали в вышине…Седой старик ведет беседу с богомВ молельне, в тишине,                                      наедине…Блеснет кометы искристая лента,Рассыплется над самой головой.И вдруг луна, испуганная чем-то,Исчезнет с неба, скрывшись за горой.Тогда в тумане мчатся чьи-то кониИ никнут стебли вымокшей травы,Тогда в молельне на горе АониРаздастся крик разбуженной совы.

3

В старинной нише не бывает ветер:

Очаг,            котел для пива                                     да рога.И колокол висит над всем над этим,Как висельник, чья жизнь недорога.Старик придет, худой, неутомимый,Сухую землю долго мнет в руках…И если кто пройдет случайно мимо,Услышит бормотанье старика:«Кто разрушает то,                              что так привычно,Что было мне основою всего?Куда, Аон, твое ушло величье?Зачем не видно света твоего?Уж я старик… И мне невыносимоСчитать несправедливости твои.Ты был силен,

                        но где былая сила?Любил тебя — но больше нет любви.Не ты,             так кто же вызволит из мракаТвоих детей, что босы и наги?..Да, люди мы,                      но даже и собака,На небо глядя, воет:                                    помоги!»И, словно перед богом в оправданье,Веревки в руку собирает он;И вот плывет глухое, как рыданье,Тяжелое:«Аон!         Аон!                 Аон!»

4